Кадан и Рауль были счастливы вдвоём. Луи видел, как доверительно они касаются друг друга за обедом или, прогуливаясь по парку, как смеются в унисон. Казалось, они сроднились так, что стали двумя частями одного целого. Но если Рауль и Кадан были двумя половинками… Луи не мог избавить себя от вопроса: кто же тогда он?
Ему казалось, что Кадан — его собственная вырванная душа. Он чувствовал, что не будет полон, пока не сольётся с ним. И в то же время понимал, что в этом доме он лишний, и всем было бы проще, если бы он ушёл.
Так длилось до тех пор, пока пятнадцатого ноября Луи не обнаружил на своём туалетном столике приглашение на бал. На позолоченной бумаге оно было выведено собственной, Кадана рукой, и Луи вздрогнул, поняв, что тот писал это сам — почти все свои бумаги Кадан поручал секретарям.
«Буду рад увидеть вас в Ночь Духов у себя в гостях. Вы получите награду, если узнаете меня».
Луи поднёс листок к лицу, вдыхая тонкий аромат: Кадан пользовался загадочной, незнакомой ему до сих пор смесью духов, в который таинственные густые ноты мешались со свежестью дикого леса.
«Да, — ответил Луи про себя, потому что ответить вслух не мог. — Да, я буду там».
Маскарадный костюм самого Луи был достаточно прост: его обычный чёрный камзол дополнила бархатная маска, по краю отделанная серебром. Тот факт, что большинство присутствующих усыпало свои платья бриллиантами, ничуть не смущал его. Луи был равнодушен к великолепию и пышности, летавших в воздухе пышных юбок, но солгал бы, сказав, что его не зачаровывает запах миндаля и диких трав, повисший над Парком Семи Муз.
Он шёл по аллеям, разглядывая гостей и ничуть не сомневаясь в том, что Кадан не может скрываться ни за одной из масок этой смеющейся, напивающейся, болтавшей без умолку толпы.
Когда, однако, время стало клониться к двенадцати, а Кадана Луи так и не нашёл, его вновь начала охватывать злость. Он начинал понимать, что позволил посмеяться над собой. Луи не знал здесь никого и не желал знать — кроме одного, того, кого никак не мог отыскать.
Луи осмотрел всех присутствовавших на балу мужчин, но ни телом, ни взглядом никто из них не походил на Кадана. Один был слишком угловат, другой — слишком низок, третий — слишком высок. Кадан был идеален — и здесь не было таких, кроме него.
Часы уже обещали пробить двенадцать, когда чьи-то тонкие пальцы, затянутые в перчатки из нежно-лилового бархата, коснулись его руки.
— Вы определённо не можете рассчитывать на приз, — прокомментировала мадемуазель, стоявшая у него за спиной. Напудренные волосы её украшали нитки жемчуга и пышная корона из перьев. Плотный лиф фиолетового цвета обнимал маленькую грудь, а в складках многочисленных юбок сверкали маленькие бриллианты — будто драгоценные капли росы. Маска в обрамлении высушенных цветов скрывала большую часть лица.
Голос мадемуазель, однако, был скорее не женским, а мужским, и по венам Луи от звуков его проносился огонь.
— Вы… — выдохнул он.
— Не стойте как столб. Вот-вот начнётся менуэт, и я не хочу его пропустить.
Луи отвесил мадемуазель вежливый поклон, позволивший ему выиграть время, собираясь с мыслями, и осознать, что только что произошло. Предложил руку и повёл к залу, созданному из баскетов и цветов под открытым небом.
Прозвенели литавры, и Луи механически двинулся навстречу «партнёрше», а та — навстречу ему.
— Вы разочаровали меня, — прокомментировал Кадан, когда они оказались друг напротив друга.
— А как вы разочаровали меня, — не замедлил ответить Луи.
— Вам не нравится моя роль? Я думал, образ Мелюзины будет мне к лицу. — Поинтересовался Кадан, делая следующее па. — Или, может быть, мой костюм?
— Я бы смирился с любой вашей ролью, — отбрасывая светский тон, но всё же не в силах избавиться от злости, произнёс Луи. — Мне не нравится тот, кто за него заплатил.
Кадан замер, более не обращая внимания на музыку, звеневшую кругом.
— А я был бы рад, если бы это были вы, а не он, — мрачно сказал он.
Губы Луи дрогнули, но он закончил па и заставил Кадана тоже вернуться к танцу, потому что это позволяло ему на несколько секунд спрятать лицо.
— Вы продали себя первому, кто за вами пришёл, — наконец сказал он.
Они с Каданом не смотрели друг на друга и, лишь следуя фигурам танца, рука об руку двигались вперёд.
— Я продал себя тому, кто пришёл, — тут же ответил Кадан, невольно повышая голос, — и мне жаль, что за мной не пришли вы!
Луи шумно выдохнул.
— Я ошибся, — сказал он, поворачиваясь кругом себя и подавая Кадану руку для нового па, — ошибся, сказав, что вы лишь зазнавшийся актёр.
— Вы пытаетесь извиниться?
Луи едва заметно качнул головой.
— Вы лишь продажная девка… и даже не пытаетесь этого скрывать.
Рука Кадана дрогнула в его руках, он попытался вырваться и уйти прочь, но Луи удержал его и заставил обернуться вокруг себя.
— Вы отвратительный деревенский грубиян, — процедил Кадан, послушно выполняя па.
— Потому что смею говорить вам правду в лицо?
— Потому что лжёте. На самом деле вы любите меня. И вам не даёт покоя то, что я не ваш.
Луи молчал, делая вид, что увлечён танцем. Но музыка стихала, и нужно было заканчивать разговор.
— А я пришёл сюда ради вас, — сказал Кадан наконец, когда смолкли последние аккорды, — я ради вас приказал устроить этот бал. Я хотел потанцевать с вами. Хотя бы раз. И поговорить. Но вижу, вы не желаете меня понимать.