— Скажи, что ты чувствуешь, вернувшись домой? — спросила его Джой.
— Просто не могу поверить, ничего не изменилось.
Лицо Берты помрачнело.
— Это не так!
И, резко повернувшись, она вышла из комнаты.
Обняв Джой, Стивен прильнул к ее губам, словно они долгое время были в разлуке.
— Прости, я оставил тебя одну.
— Извиняться не в чем, мой милый! Первое время мы с Энн будем невидимками. Ты только посмотри на все это! Я чувствую себя кинозвездой.
Он нехотя обернулся, обвел глазами комнату с широким ложем, составленным из двух кроватей, с валиками в изголовье и ногах, покрытым перинами на гагачьем пуху, с пододеяльниками в тончайших кружевах. Все было основательным, массивным. Огромный гардероб. Громоздкий туалетный стол. Энн бегала по комнате, рассматривая вещи.
— О мамми! — воскликнула она. — Смотри, какое тут все страшно большое!
Слова ее как нельзя лучше выразили чувства Джой. Массивная мебель действовала подавляюще. Она была так не похожа на легкую современную мебель в их собственном доме. Но сказать это Джой остерегалась, зная, что Зин имеет обыкновение повторять ее слова. Она лишь заметила:
— Здесь очень красиво, дорогая. А теперь марш в ванную комнату и вымой руки, а мне надо навести красоту!
Джой взяла Стивена за руку.
— Посмотри! Наша собственная гостиная. Разве это не мило!
— Вот те на! Они пробили дверь! — воскликнул Стивен, не веря своим глазам.
— Да, Берта мне уже сказала об этом.
Они не спеша перешли в гостиную. — Не правда ли, здесь красиво? — спросила Джой. — Меня немного подавляет спальня. Но эта гостиная с изящными стульями тонкой работы, столы, китайская горка, в которой расставлен лучший сервиз матери…
— Да, здесь все вещи принадлежат матери, — задумчиво произнес Стивен. — Их, должно быть, привезли из Мюнхена. Они куплены еще в Вене ее отцом для бабушки. Помню и эти ковры. Вот этот персидский ковер — большая ценность.
— Да, здесь все напоминает ее. Я так живо представляю твою мать в этой обстановке. На всем лежит печать изысканности. А взгляни в сад, какая масса сирени! Как тут чудесно, не правда ли?
Стивен взглянул на липу, нависшую ветвями над балконом.
— Мое любимое дерево, — мечтательно произнес он. — Еще мальчишкой я часто лежал под ним в шезлонге после перенесенного ревматизма, а мама обычно читала мне.
При упоминании о матери Джой спросила:
— Стивен, а как же ее здоровье? Она страшно хрупкая с виду. Действительно ли она так больна, как писала Берта?
— Не знаю. Мама говорит, что чувствует себя хорошо. А с Бертой поговорить мне еще не удалось.
— Не волнуйся, мой милый, — сказала она, ласково взяв его под руку. — Скоро мы все узнаем. Я уверена, что твой приезд лучшее для нее лекарство.
И она удивилась, почему он вздохнул.
Послышался звучный, эхом пронесшийся по всему дому удар гонга.
Стивен вздрогнул.
— Сейчас же идем вниз, — сказал он резко. — Отец не терпит, когда опаздывают к столу.
— Неужели? — засмеялась Джой, когда он буквально вытащил ее из комнаты. — Ты говоришь так, будто ты снова мальчик. О, если б ты так же бежал обедать, когда я тебя зову, а не отговаривался бы всегда какой-нибудь срочной работой.
— Негативная реакция против детской покорности. И заметь, в гонг бьют, как только отец сядет за стол и подаст сигнал.
— Ты шутишь?
— Нет, не шучу.
— Ну это просто из рук вон! Неужели никто не говорил ему об этом?
— Никто, — смеясь, сказал Стивен и поцеловал ее. — Вот научись говорить по-немецки и сама скажи ему об этом!
— О нет! Только не в этом доме. Знаешь, Берта уверена, что ты должен помнить, что обед подают в половине первого! Очень мило, не правда ли?
— Рад, что тебе нравится, — не без иронии произнес Стивен.