Горе и одиночество измучили ее. Когда Меррик притянул ее к себе, Мэдлин не сопротивлялась. Его рука, сильная и теплая, легла между ее лопаток, потом скользнула выше. Его пальцы запутались в ее волосах.
Меррик прижимал ее к себе почти отчаянно, и Мэдлин в глупом порыве припала к его сильной крепкой груди. Ее руки проникли под его сюртук и обвили узкую талию. Меррик издал мягкий звук, и без дальнейшего ободрения Мэдлин приоткрыла рот.
Она знала, что это безумие, понимала, что пожалеет об этом. Воспоминания о жарких поцелуях обрушились на нее. Меррик медленно проник языком в ее рот. Ее голова закружилась от запаха разгневанного возбужденного мужчины. Мэдлин отвечала на его поцелуи пылко и открыто, без намека на колебания и сомнения. Привстав на цыпочки, она отвечала на каждую ласку его языка. У него был привкус вина, дыма и чего-то особенного, присущего только ему одному и сладостно знакомого. Чего-то неподвластного времени, незабываемого.
Позвякивание стекла привело ее в чувство. Прижавшись к буфету, они чуть не перебили посуду. Меррик оторвался от ее рта.
– О Господи! – прошептал он, словно во власти грез. – Мэдди!
Поймав его взгляд, Мэдлин оттолкнула Меррика. Он не сопротивлялся и, не глядя на нее, тут же отошел к окну. Лишь мгновение назад жар его тела согревал Мэдлин, теперь ее сковал мертвящий холод. Она чувствовала себя опустошенной. Обманутой. И злилась на себя.
– Я никогда не мог видеть твоей печали, Мэдди, – тихо сказал Меррик. Он все еще стоял к ней спиной, стиснув за спиной руки, словно успокаивая себя.
Она поднесла руку к своим припухшим губам.
– Так… вот что это было? – сказала она. – Просто жалость?
Меррик покачал головой.
– Нет, это была… глупость, – признался он. – Я не мог с этим справиться. Порой, думая о тебе, Мэдди, о том, что когда-то связывало нас, я… я просто…
Он надолго умолк. Мэдлин не шевелилась. Она не смела даже вздохнуть, сама не зная почему.
Меррик нарушил тишину, резко кашлянув.
– Прости, Мэдлин, – сказал он. – Это неразумно для нас обоих.
Мэдлин невесело рассмеялась.
– Сдержанность никогда не была нашей сильной стороной, – призналась она. – Особенно когда мы… О Боже… теперь это не имеет значения!
– Мы говорили о лорде Бессетте, – напомнил Меррик и снова откашлялся. – Мэдлин, он был жесток с тобой? Ты знаешь, я этого никогда не желал.
Оба, казалось, делали вид, что ничего не произошло. Наверное, это к лучшему.
– Он не был жестоким, – сказала Мэдлин, наполняя свой бокал. Глоток бренди ей сейчас был просто необходим. – Бессетт на свой лад любил меня.
– И каков же этот лад? – раздраженно поинтересовался Меррик.
Мэдлин пожала плечами.
– Он… он относился ко мне как к любимой родственнице, – неуверенно ответила она, – каковой я на самом деле и была.
– Он думал, ты станешь ему женой.
Мэдлин, не глядя, поставила графин.
– Я и была ею, – слабым голосом ответила она. – Но мы… мы к тому же приходились друг другу родственниками. Разве ты не знал?
– Нет. – Меррик медленно отвернулся от окна и взглянул ей в лицо. – Не знал.
Мэдлин провела рукой по щеке, стирая влагу.
– Они с моей матерью были очень близки, – сказала она. – Бессетт не такой, как отец. Я всегда это знала. Я думала, он хотел… увезти меня. К тому же его сыну Алвину нужна была мать. Он был хорошим мальчиком. Я его очень любила.
– Ох, Мэдлин, – сказал Меррик почти с упреком. – Похоже, это было жалкое существование.
Она посмотрела на него с болью в глазах.
– Нет, не жалкое, а безопасное, – возразила она. – Немного скучное, но я не жалею об этом.
– Ты отвернулась от меня, Мэдлин, ради безопасной и скучной жизни? – В голосе Меррика сквозила недоверчивость.