— А где же еще быть жене в свадебную ночь, как не с мужем? — Он улыбнулся своей дьявольской улыбкой. — Если бы я знал, что вы меня ждете, я бы давно был здесь!
Она задохнулась, подумать только, он решил!..
— Вы ошибаетесь.
— Неужели? В чем?
Чтоб ему пусто было! Как он смеет с нею шутить? Элизабет не знала что и подумать.
— Мне следует извиниться перед вами, — наконец нашлась она. — Боюсь, я проявила чрезмерное любопытство.
— Видимо, так. А ваша комната — она вам нравится?
Элизабет молча кивнула.
— Если что не так, вы можете ее переделать по своему вкусу.
— Ни в коем случае! Она очень хороша.
Его лицо выразило изумление, словно он не ожидал такого ответа.
Воцарилось молчание, а вместе с ним возникло напряжение. Элизабет взглянула на дверь, соединяющую их комнаты. Морган поймал ее взгляд; он стоял как раз посередине между нею и дверью, преграждая ей путь к спасению. Его губы изогнулись в чуть заметной усмешке.
— Вы торопитесь уйти, Элизабет?
— Да… Я очень устала, — запинаясь, ответила она.
— Ну что вы, Элизабет, теперь мы с вами муж и жена и наконец остались одни.
Он уже не улыбался, а смеялся над ней, и в Элизабет проснулась гордость.
— Вы прекрасно знаете, что я не за тем пришла к вам в комнату, чтобы предлагать себя!
Морган сделал шаг вперед.
— Тем не менее мы с вами сегодня приняли на себя брачный обет. И хочу вам напомнить, Элизабет, что, как муж, я могу без вашего разрешения воспользоваться своими законными супружескими правами.
Чудовище! Как он смеет ей напоминать? Его прозаичные слова были для нее хуже пощечины.
— И вы готовы на это пойти? — спросила она презрительно и гордо, подняв подбородок.
— А вы согласны? — тут же отпарировал он.
— Ни в коем случае.
Только сейчас Элизабет осознала, каким резким был ее тон. Она допустила серьезную ошибку, и подтверждением тому было напряженное выражение на его лице.
— А если я буду настаивать?
— Я очень надеюсь, что вы не пойдете на такой шаг.
На этот раз ее голос был умоляющим, как и ее лицо.
Морган не слушал ее и подступил еще ближе; его взгляд блуждал по ее фигуре и остановился на груди. Только тут Элизабет заметила, что ее пеньюар распахнулся.
Она стянула края пеньюара, ее сердце билось так стремительно, что, казалось, вот-вот разорвется.
— Вы говорили, что наш брак будет соглашением. — Она задыхалась. — Деловой сделкой. Я не вижу причин ее нарушать.
— Значит, фиктивный брак? — Да…
— Понятно. Тогда ответьте, почему вам нравятся мои поцелуи?
— Не правда! — мгновенно опровергла она.
— Нет правда!
Он мигом очутился рядом и, схватив ее за руки, крепко прижал к себе; его рот оказался в опасной близости от ее губ.
— И я готов это снова доказать. И он доказал.
Сначала Элизабет держала губы плотно сжатыми, но его рот был таким настойчивым и ласковым, таким умелым и терпеливым, что от ее сопротивления не осталось и следа, как будто его никогда и не было.
Он был прав: ей нравились его поцелуи.
Ее разум протестовал, а чувства просыпались и расцветали вопреки запретам. Морган не требовал, он убеждал искусным прикосновением теплых губ. Элизабет уже не сопротивлялась неге, охватившей ее тело, и желала только одного: чтобы поцелуй длился бесконечно.
Но почему? Почему ее сердце билось так сильно, что готово было выскочить из груди? Мучительное, непонятное чувство искало и не находило выхода. Никогда она не испытывала ничего подобного с Натаниелем. Никогда! В глубине души она ужасалась своей беспомощности в объятиях этого человека.
«Человека, который теперь стал твоим мужем», — подсказал ей внутренний голос. И все равно ей было стыдно, она терзалась угрызениями совести, что брат Натаниеля пробуждал в ней такие чувства.