А он между тем бездушным тоном продолжал:
— Мужчины не ждут, что женщины станут целовать их.
— Прости, не поняла, — растерялась Энн.
— Ты хотела знать, чего я жду от женщин.
— Значит, ты не рассчитываешь, что женщина тебя поцелует?
— Нет, — без всякого выражения ответил он.
— Понятно. — Энн проглотила застрявший в горле ком. Атмосфера в комнате наэлектризовалась, как перед грозой.
— А что, мадемуазель Эймс, разве ты не желаешь знать, чего я жду от любой женщины?
Энн внутренне содрогнулась от безликого французского обращения.
— Да. — Она почувствовала, как сводит мышцы спины. — Хочу, иначе бы не спрашивала.
— Я жду, чтобы женщина лизала меня, сосала, кусала. — На этот раз его голос показался удивительно чужим. — Все, что я делал ночью с тобой, а потом утром, когда доводил до экстаза.
Его слова прозвучали вызовом. Ночью он ласкал ее губами, языком и зубами. И утром использовал те же средства. Он знал, как удовлетворить женщину, а Энн не представляла, как подойти к мужчине. И теперь сравнивала стоявшего перед ней человека с тем, который умолял ее стать его любовницей. Но у нее ничего не получалось.
В экипаже он был резок и раздражался оттого, что не мог исправить то, что постоянно вмешивалось в его жизнь. Эти чувства были ей понятны. Но Энн не знала, как себя вести с теперешним Майклом.
Впившись ногтями в ладони, она вспомнила, как ночью царапала ими спину Майкла. Интересно, остались ли на ней царапины?
— Отошел кто-то из твоих знакомых? — скованно спросила она и сама на себя разозлилась. Не смогла себя заставить произнести слово «умер»!
— Да.
— Прими мои соболезнования. Я пойму, если ты хочешь побыть один.
Мишель так долго и пристально смотрел на нее, что сердце Энн стало давать перебои.
— Это не стало неожиданностью. — Он оттолкнулся от косяка, подошел к мраморному камину и присел на корточки.
Энн вспомнила груду золы за железной решеткой камина стряпчего. Юрист не походил на человека, который разжигает огонь в апреле.
Она не предполагала, что в библиотеке француза окажется столько английских книг. Чирканье спички нарушило сгустившуюся тишину. Легкий запах гари смешался с ароматом сирени. Майкл поднялся так резко, что даже споткнулся и отвернулся от лизавших черные угли желтых языков пламени. На какое-то мгновение вся его жизнь отразилась у него на лице: страх, который он испытал пять лет назад, когда огонь пожирал его кожу. И с которым боролся до сих пор, когда приходилось разжигать камин. И потеря человека, который был ему ближе, чем просто знакомый.
Энн тоже долгие годы боролась со страхом потери, а когда наконец родители ушли, испытала облегчение, которое походило на предательство. А он, судя по всему, оказался не готов.
Майкл заставил ее смириться со своим одиночеством, а взамен предложил утешение — словами и наслаждением. Научил ее смеяться. Негоже, чтобы он оплакивал свою потерю один.
Энн решила предложить ему единственный способ облегчения, который приходил ей в голову.
— А как следует спросить, если женщина хочет лизать мужчину? Сосать? И кусать?
— Мужчины не стеснительны, — начал подначивать он. Теперь Майкл снова походил на того, кого мадам Рене назвала «жеребцом». — Если женщина хочет мужчину, она откровенно говорит ему об этом.
Сердце у Энн давало перебои.
— Я хочу тебя, — проговорила она. Угли затрещали в камине, Майкл непроизвольно дернулся.
— И как же ты меня хочешь, Энн?
— Перед окном. — Ее колени под платьем чуть не подломились. — На свету, чтобы видеть тебя всего.
Ноздри Майкла раздулись, изборожденные шрамами пальцы застыли в воздухе.
— Брать в рот пенис — это не одно и то же, что брать язык. Тебе может не понравится его вкус. — Голос сделался резким, будто этот человек никогда не ведал радости. — Не все женщины это любят.