Фионы и Мунго больше нет в живых, она осталась совершенно одна, и проклятые англичане намереваются ее повесить.
На караульного слезы не произвели никакого впечатления, он еще крепче сжал руку девушки и потащил за собой. Мэгги еле успевала перебирать ногами, но в конце концов колени подогнулись, в глазах потемнело.
Очнулась на руках караульного, который вносил ее под арочный свод какого-то здания. Похоже, это и была та самая тюрьма, где сегодня заседает суд присяжных, со страхом решила Мэгги.
– Если ты пришла в себя, значит, можешь идти сама, – прозвучал над ухом голос констебля. Он бесцеремонно поставил девушку на ноги и больно придержал за плечо, когда она покачнулась.
В нос Мэгги ударил ужасный запах, и она с отвращением поморщилась.
– Да, здесь воняет, – согласился караульный. – Трудно представить, что когда-то это был королевский дворец. А теперь здесь исправительный дом… уже двести лет, – он хмыкнул и искоса глянул на Мэгги. – Тебя будут исправлять. И начнут прямо сейчас. Ты уже бывала здесь, а?
– Нет. Конечно же, нет!
– Можешь посмотреть, какой сброд здесь находится, – мужчина толкнул ее вперед. – Карманники, бродяги, проститутки и прочие бездельники, не говоря уже о слугах, которые непочтительно вели себя со своими хозяевами. Над всей этой нечистью будет вершиться справедливый суд. Вон там, – он указал на заполненный людьми двор, обнесенный железной решеткой. Рядом со входом стоял здоровенный охранник со связкой ключей в руках. – Ты проведешь здесь свои последние дни. Будешь трепать пеньку или будут трепать тебя, – он двусмысленно хохотнул. – Возможно, кому-то из караульных посчастливится по приказу судьи задать тебе порку.
Мэгги увидела, что во дворе в основном находятся женщины – одни в лохмотьях, другие разодеты, в парчовые платья… Мужчин было совсем мало, и один из них стоял, привязанный к позорному столбу. Но Мэгги больше интересовали женщины. Некоторые действительно походили на отъявленных преступниц, но встречались и совсем юные девочки. Охранник замахнулся палкой на одну из таких девочек – та оторвалась от работы и уставилась на Мэгги. Не желая быть избитой, она поспешно схватила деревянный молоточек. Мэгги содрогнулась при виде этой картины.
– Видишь тот столб? Зрителям больше всего нравится, когда секут молоденьких девушек. Если Его милость прикажут, то тебя разденут догола и высекут уже сегодня. А если не сегодня – то за день до твоей казни, – с этими словами констебль ввел ее в большой зал.
Мэгги остановилась, слегка качнувшись, и чуть было вновь не потеряла сознание. Ее охватил животный страх – никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой. Девушка впервые попала в столь многолюдное помещение; единственное, что было знакомо – черная мантия и парик мирового судьи. У судьи из Инвернесса точно такой же наряд. На этом сходство кончалось, поскольку, в отличие от краснолицего приземистого шотландца, этот судья был худым и чрезвычайно жестоким на вид.
– Как бродяга, шатающийся по нашему городу, – сурово говорил судья, не мигая глядя на стоящего перед ним человека, – ты приговариваешься к порке по голой спине. К порке до тех пор, пока кровь не зальет твои пятки. А если когда-либо увижу тебя вновь, то приговорю к сотне ударов. – Прозвучал удар молотка. У приговоренного подкосились ноги, и два тюремщика тут же поволокли его прочь.
Мэгги начала бить крупная дрожь. Если ужасный судья прикажет, чтобы ее высекли по голой спине, то будет обнаружено послание. Она почувствовала толчок в спину и, спотыкаясь, пошла по проходу между рядами зрителей. На одной из скамеек в передних рядах сидел молодой мужчина и торопливо делал наброски на бумаге, бросая взгляды вслед бродяге, которого волокли прочь.