— Отлично. — даже голос хриплый, низковатый. Пацанский, словом. Я мог бы даже сказать, знатно прокуренный. — Меня зовут Ева Канви. С сегодняшнего дня я твой преподаватель, учитель, мать, отец и лучший друг в одном флаконе. Спрашивай у меня все, что в твою башку взбредет. Я постараюсь ответить, если это будет в моих силах. — ну, хотя бы с полом определились.
— Вопросов у меня дохренилион, будь готова чесать языком пару часов кряду. — я чувствовал в ней что-то свое. Не то что бы родственное или близкое, но что-то, что позволяло общаться с ней свободно. — Но для начала — свалим куда-нибудь подальше отсюда. Меня корежит от этого места не по-детски.
— Веди. Я здесь не сильно ориентируюсь. — да с радостью, подруга!
Я готов идти куда угодно. Лишь бы подальше от Сентра. Но некоторое направление у меня есть. И это — Макдоналдс в Олдене, районе внутри района. Сван Вейли вообще маленький город, районы в нем не делятся на внутренние или что-то такое. Но Олден был особенным. Этот фешенебельный район города отказался считаться частью в основном простенького и бедноватого Гринери и объявил себя обособленным от него. Позже это оказалось закреплено на уровне города и бац — еще один район. Я хорошо знаю этот рассадник выпендрежничества и задолизательства всем соседям до пятого колена. Потому что я сам из Олдена. Вернее, был когда-то, пока не отказался от своих родителей и не сбежал от них ко всем чертям.
Жителей Олдена можно на примере моих родителей рассматривать — разницы никакой. На людях мы цветочки, а дома превращаемся в тиранов. Мило. Просто очаровательно.
Я жуткий фанат Макдоналдса. Я мог бы обойтись и без него, да. Но я безумно люблю ванильную колу, продающуюся там. Вот просто до сумасшествия обожаю эту неполезную, но вкусную газировку. И то, что там работает соседский мальчик, меня остановить не может. И пусть он кошмарный ябеда. И пусть как только он увидит меня с Евой, он все растрындит своим родителям, а те в свою очередь пойдут и все расскажут моим родителям. Мне даже насрать, если в итоге круг замкнется, когда мать с отцом придут в школу орать и возмущаться, что я со всякими педиками-нехристями гуляю. Я просто покажу им по факу с правой и с левой руки, зная, что на людях руку на меня поднимать никто не станет, и уйду в закат, от них подальше. Возможно, заодно полюбуюсь красной от гнева папашиной рожей и его немым «как только ты вернешься домой, я из тебя все дерьмо выбью». Это будет страшно до дрожи в коленках, но зато я получу сегодня ванильную колу! Ради этого стоит нарваться на гнев отца.
Пока мы с Евой переходим мост Гордона, что недалеко от мэрии, в моей голове возникает крамольная мысль привлечь к своему увлечению ресторанами быстрого питания со мной Лорела. Попросить его пройтись со мной, зайти в Макдональдс, посидеть за ванильной колой и маффинами. Но я отлично понимаю, что если родители увидят меня в компании со взрослым мужчиной, они не постесняются поступиться принципами и таки привлечь полицию к нашему конфликту. Лорелу тогда будет несдобровать. А меня вернут в семью, которая вот уже три месяца не парится насчет того, что я шляюсь хрен возьми где. Эх, люблю своих родителей. Они не умеют признавать, что не правы. Собственно, как и я.
Гринери мы с Евой проходим быстро. И вот уже нас встречают небольшие домики Олдена за изящными деревянными заборчиками. Все как в утопических фильмах — зеленые сочные лужайки, небольшие приятные на вид домики с треугольными крышами и квадратными окнами, умилительные пухлые гномы, стремные фламинго и заборчики родом из прошлого века. Все фикция, естественно. За деревянными стенами этих домов чего только не творилось вечерами. Громкие ссоры и угрозы — меньшее из зол. И так из дома в дом, от одной лужайки, отличающейся от другой только элементами интерьера, к другой. От однообразия этих домиков начинает подташнивать уже после пары минут пути по ровной плиточной тропинке.
Макдоналдс находится прямо в центре района. Можно сказать, он разбавляет всю эту однообразную мутню, пусть и не сильно. Здесь нет сахарной приторности идеально ровных углов и спрятанных тайн. На белом полу тонким слоем грязь, по небольшим квадратным столикам узорами рассыпаны крошки, на заклеенных рекламным плакатами стеклах налет серого. Из звуков только едва слышный топот ног работников, противный голос Фила, насвистывающий что-то крайне знакомое, да вой ветра в рассохшихся рамах окон. Тускло мерцает экран над кассой, рекламирующий новые бургеры. Народу как всегда нет. Зал почти пуст — только на одном диванчике, что поближе к кассе, расположился какой-то работяга. Ну и черт с ним.
Мы с Евой проходим поближе к кассе и выбираем стол у окна.
— Ты пока посиди тут, а я что-нибудь закажу. — у меня еще осталось немного денег, взятых из копилки при сборах на встречу. На колу как раз хватит.
— Зачем что-то заказывать? Можно так посидеть. — она хмурит широкие брови, но садится на диванчик. Ее крупные ладони ложатся на стол, ни капли не дрожа.
— Ты явно не знакома с нашим Маком. У нас тут даже поссать нельзя сходить, не заказав чего-нибудь. — я, конечно, утрирую. Но просто так сидеть тут действительно не получится, наши кассиры выпрут и не пощадят.
— Ох. Закажи мне тогда кофе. Обычный черный, средний стаканчик. — опершись на стол, я наблюдаю, как Ева выгребает из кармана деньги. В основном, центы.
Набрав нужную сумму, она высыпает монетки в мою протянутую руку, а остальные начинает сгребать обратно в карман.
Кофе и колу я заказываю быстро. Ябеда-Фил со мной не разговаривает, но наблюдает внимательно, подмечая любую деталь, которую можно растрындеть моим родителям. Еву он тоже видит и по тому, как начинают блестеть его глаза, я понимаю, что мне пора готовить уши к крикам, а нервы к испытанию.
— Вот твой кофе. — отдавая Еве стаканчик, я чуть пригибаюсь к ней. Со стороны может показаться, что я хочу ее поцеловать. Слишком поздно я понимаю о том, как это выглядит со стороны. Блин, Фил там, наверное, писается от счастья.
— Ага. А теперь садись, нам нужно о многом поговорить, а времени у меня мало. — и даже спасибо не сказала. Да что там, даже тон с холодно-презрительно на мягкий не сменила. Ну и хрен с тобой. Я такой же, так что не обидно.
Я валюсь на диванчик напротив нее и присасываюсь к бутылочке с колой. Сладкий ванильный вкус выбивает меня из реальности в мир улыбочек и восторга от любимого вкуса. Но девушку я слушаю внимательно и смотрю на нее пристально, хотя за сюрпканьем колы может показаться, что мне все равно. Ева закатывает глаза и начинает, наконец, повествование.
— Честно признаюсь, я не знаю, как это тебе объяснить так, чтобы у тебя в мозгах все сразу уложилось. Мне на все понадобилось около года, но, как ты понимаешь, такого времени у нас нет. Я постараюсь быть понятнее, но ничего не обещаю. — она отпивает кофе, забирая за небольшое бледное ухо длинную прядку, выбившуюся из хвоста. Я замечаю небольшую серьгу в мочке ее уха, но не придаю этому особого значения. — Начну с того, кто такая я и кто такой ты. Понимаешь ли, ведьмаки появились очень давно. Очень, очень давно. Можно сказать, еще на заре человечества. От первого ведьмака пошли другие, от них еще и так далее и так далее. Сначала ведьмаками рождались все дети ведьмака. Но потом началось неумолимое вырождение и ослабевание. Ведьмаки стали рождаться реже, по одному у родителя. Потом еще реже — внуки ведьмака, и то не все. До правнуков не дошло. В этой стадии деградация ведьмачьего гена достигла своего пика. — она отхлебывает еще немного кофе и ерзает на сидении, готовясь сказать что-то важное. Я прекращаю пить колу, внимательно слушая все, что она мне скажет сейчас. Пытаюсь понять и уловить, но чувствую себя так, будто сижу на уроке углубленной истории со знаниями за два класса. — Я как раз из таких. Нас называют Связанными. Мы — слабая версия ведьмаков, не имеющая и половины их силы. Но что-то осталось, тут спорить не стану. Мы все еще связаны с Примумнатусом и можем видеть его существ. Мы способны выходить в транс и перемещать свое сознание по миру. Мы — медиумы и мы же — проклятие ведьмачьих родов. Если в ведьмачьем роде родился Связанный, можно считать, что на этом его история закончена.