Поздно ночью, когда гости, приглашенные только на бал, наконец разъехались, герцог сказал матери:
— Полагаю, тебе следует лечь, мама. Твои доктора наверняка не одобрят, что ты все еще не спишь.
— Я наслаждалась каждым мгновением, — просто сказала герцогиня. — Но Анита уже сообщила мне, что завтра у меня все будет болеть, так что я послушаюсь тебя.
Тут к герцогине подбежала Анита. За ней следовали два рослых лакея с креслом, в котором они поднимали герцогиню по лестнице с тех пор, как ее сковал ревматизм.
Герцогиня с сомнением посмотрела на кресло.
— Я в состоянии идти сама! — запротестовала она.
— Не сегодня, — сказала Анита. — Пожалуйста, мэм, будьте благоразумны, иначе завтра мне целый день придется заваривать травы.
Герцогиня засмеялась и сдалась.
— Вы с Керном немилосердно меня третируете, — сказала она, — впрочем, полагаю, я ничего не могу с этим поделать.
— Кроме как поскорее пожелать нам спокойной ночи, — ответила Анита. — Знаете, мэм, вы были несомненной, непревзойденной Королевой бала!
— Верно, — согласился герцог. — Жаль, я не сказал этого первым.
— Тебя обошли на финише, Оллертон! Это на тебя не похоже, — заметил один из гостей.
— Должно быть, старею, — ответил герцог.
— Это не так, — сказала Анита, — просто иногда соперник подкрадывается незаметно, когда вы меньше всего ожидаете.
С этими словами Анита последовала за герцогиней, которую лакеи понесли в спальню. Герцог и стоявшие рядом с ним гости провожали девушку дружным смехом.
— Это самое чудесное дитя, какое я встречал за свою жизнь! — заметил пожилой генерал.
Герцог и сам мог бы сказать то же самое, но не успел он заговорить, как графиня Клайдширская набросилась на него со словами о том, какой великолепный был бал.
Рядом с матерью стояла леди Миллисент. Герцог подумал, что она намеренно не смотрит в его сторону и даже не пытается произнести хоть слово одобрения.
«Какая зануда!» — подумал герцог.
Однако, глядя на леди Розмари Кастор и Элис Даун, он даже не мог себе представить, что одна из них будет сидеть напротив него за столом или сопровождать его в Букингемский дворец.
«Возможно, при более близком знакомстве леди Миллисент будет вести себя иначе, — решил герцог. — Если же нет, то я не стану делать ей предложение».
Едва эта мысль мелькнула у него в голове, как он понял, что это означает. Снова приемы, подобные этому; снова матери, подобные графине, станут пресмыкаться перед ним в предвкушении грядущего родства.
Еще много дней придется потратить на увеселение людей, которых герцог считал занудами, вместо того чтобы развлекаться на скачках, играть в поло или общаться в кругу принца Уэльского.
Герцог знал: если он женится, изменится все.
— Как же мы можем устраивать прием без вас? — сказала ему леди де Грей всего лишь несколько недель назад. — Все красавицы стоят на цыпочках в надежде, что именно их заметит ваш блуждающий взгляд. Как бы дерзко вы себя ни вели, их мужья терпят вас, ибо знают: вы прекрасно осознаете собственную значимость и никогда не допустите скандала.
Леди де Грей славилась своей откровенностью, и герцог не оскорбился. Как и сейчас, он просто подумал, что после его женитьбы все изменится.
Конечно, иногда он будет отправляться в гости и сам принимать гостей без жены, но поскольку он соблюдает приличия, то подобных случаев будет немного и на публике ему придется чаще всего появляться вместе с супругой.
В нем нарастала волна негодования. Он решил раз и навсегда, что не будет участвовать в этом фарсе, только чтобы доставить удовольствие королеве или кому бы то ни было еще.