***
Кажется, он уже проснулся, но словно бы продолжал видеть сон. Как-будто он опять был в Туапсе, и они гуляли с Верой, о которой он уже перестал думать, и зашли в цветочный магазин. Здесь он купил ей цветы. Розы. Были местные по десять рублей и привозные- турецкие- по сто. Он, конечно, купил ей импортные- большой красивый букет из семи роз. Подобное было и в действительности, правда, на самом деле он купил только три розы, но дальше в этом полусне случилось то, чего в реальности не произошло. Вера понюхала цветы, и её лицо странно изменилось.
-Знаешь,- сказала она,- мне больше наши нравятся. А вообще, я полевые люблю. Это необычно, правда?
И тогда Олег на волне своего удивления окончательно выплыл в явь.
Это было безрадостное, даже страшное пробуждение. Он открыл глаза, изначально чувствуя тоску и боль. Господи, какие ещё цветы?- подумал он.- Причём здесь это? Этот зыбкий сон на грани пробуждения на несколько расплывчатых секунд перебил воспоминание о другом сне... нет, не сне, реальности, но она всплыла в его голове огромным океаном опустошительной тоски и страдания.
-Не получилось,- прошептал Олег помертвевшими губами.- Ничего не получилось.
Ему не нужно было даже оглядываться по сторонам, чтобы понять, что он снова оказался на проклятой станции. Он лежал на одной из скамеек под одним из больших окон в вестибюле вокзала. Он хорошо помнил, как побежал через площадь, помнил всё последующее- плацкартный вагон, Ольгу, вкус кофе, своё смятение,- помнил даже, правда, не столь отчётливо, обстоятельства, предшествующие той его поездке: как покупал билет, как ожидал поезд, как добирался потом до своего вагона. И помнил всю свою жизнь до этого, один из вариантов жизни. И не мог сказать, что память эта- ложная. Но он совершенно не знал, каким образом вернулся на вокзал. Сам ли он пришёл сюда и упал на низенькую скамейку, не отдавая себе в том отчёта и вновь забылся, или его кто-то перенёс? Кто-то или что-то, какая-нибудь неведомая сила?.. Бля, сейчас это важно?
Олег с глухим стоном сел на скамейке, стиснул кулаки, разжал. Башка просто раскалывается. Всё тело ноет тягучей, тянущей клещами болью. Не похоже, что всего лишь затекло от долгого и неудобного лежания. Кажется, в зале стало ещё холоднее, воздух словно замёрз, но облачка пара не вырывались при дыхании, а значит, холод можно было терпеть. До тех пор, пока он его всё же не доконает. К тому же у Олега был жар, что многократно усугубляло его положение. Но сейчас ему не было до этого дела. Он окаменел, его чувства были в стороне от него, за пеленой вялости и тумана, где-то в другой вселенной. Он испытывал жестокое разочарование, но ситуация уже не казалась ему безнадёжной. Кажется, он на правильном пути. Ольга... Им нужно встретиться вновь. Это всё не может быть ничего не значащей случайностью. Немного прийти в себя и попробовать снова. Есть неплохой действенный метод, да? Олег собирался снова пойти на площадь. Результат достигается упорством. И тогда они поговорят, они обязательно поговорят, и Олег скажет ей какие-то правильные важные слова. И она покажет ему выход. Олег, конечно, совершенно не понимал, что происходит с ним и вокруг него, перестал и пытаться понять, но точно знал, что должен снова встретиться с Ольгой. Кроме того, он хотел её увидеть.
Ещё он знал, что ему становится хуже. В любом смысле слова. Эмоционально, духовно и физически. Выжат почти до капли. Тем более нет смысла тянуть. Олег огляделся. Как ненавистен стал ему этот вокзал! Здесь всё было по-прежнему: бронзовые массивные люстры, колонны, киоски, табло, окошки касс, ряды кресел. Может быть, общее запустение стало ещё больше бросаться в глаза, а может, это только кажется. Не имеет значения. Вот уже где оно у него всё! Только одно было теперь важно. Стало важным.
Олег встал, на секунду поразившись, как сильно трясутся у него ноги. Дыхание было тяжёлым, появилась досадная раздражающая одышка; сумрачный зал раскачивался, плавал перед глазами. Он посмотрел в окно, увидел привокзальную площадь, деревья, машину, дома за ней. Попытался представить, где именно он упал (если вообще упал), хотя отсюда, конечно, не видно. Как он вернулся оттуда? Это казалось нереальным. Впрочем, не более, чем всё остальное.
Вид площади действовал угнетающе.
Низкое свинцовое небо, сырость и холод. Вдобавок ко всему сыпал мелкий снег, который пока ещё таял, коснувшись земли. Судя по всему, было не просто пасмурно, а уже вечерело. Сумерки сгущались буквально на глазах, и в этом не было ничего хорошего. Олега трясло от одного вида площади, но он твёрдо был намерен туда вернуться. Он не собирался оставаться здесь на ночь. Он уйдёт туда, к ней. Даже если опять что-то не получится, он надеялся, что перескочит эту ночь в беспамятстве и очнётся уже утром. Если вообще очнётся. А и хрен бы с ним.
Олег совершенно потерялся, сожглось и развеялось в нём всё: здравый смысл, логика, понятия о реальности; он уже не особо хотел, чтобы всё стало как прежде, потому что теперь просто не знал, как было прежде. Это всё ушло от него и кануло где-то в замороженных глубинах. Ушло во сны, в неисполнимые мечты, в невозможную нереальность. Может быть, станция отобрала у него жизнь, но в ней и без того мало что было- не больше, чем тающий снег,- особенно в последнее время, которое он вспоминал действительно как затянувшийся бессмысленный сон. А может, всё-таки смысл есть во всём, и он просто не умел его увидеть. Ну и пусть. Зато теперь у него была чёткая цель. Возможно, и безумная, возможно, и нереальная, но что с того? Он сам безумен и нереален. Недавно (или очень- очень давно) Олег на полном серьёзе решил, что умер. Сейчас он вообще ничего не думал по этому поводу, но, задыхаясь и трясясь от холода и болезни, чувствовал себя до странности живым. Только живому может быть так херово.