-Ты залазил в мою сумку!
-Что? Нет, нет. Нет! Оля, выслушай меня! Этот шрам... он у тебя лет с пяти или шести. Пружина от раскладушки. Такое нарочно не придумаешь, правда? Ты мне рассказывала.
Её глаза под чёрной чёлкой наполнились мистическим ужасом.
-Я не рассказывала...
Он замотал головой.
-Не... не сейчас. Где-то в другом... варианте? Сне? Мы там были женаты. А ещё... А ещё... но уже в другом месте ты пропала без вести. Я видел объявление. Такое, знаешь: «Внимание: Розыск!» Там была ты. И я думал... думаю, ты умерла...
Он замолчал, словно сам испугался своих слов, и замер, поражённый. Она была красива,бесспорно, а сейчас как-то по-особенному. Не типичной кукольной красотой, но своеобразной, невыразимо индивидуальной, может быть, не для каждого. При взгляде на неё у него всё немело внутри, и это уже был не только вопрос красоты или сексуальности. Он вдруг понял, что мог бы влюбиться. Кроме шуток. В его жизни давно была пустота, и, если задуматься, он существовал без всякой сколько-нибудь стоящей цели. После некрасивого разрыва с Ирой он не думал, что кто-то сможет вызвать в нём хоть какие-то глубокие чувства. Сопли, они для подростков, а в реальности есть только привязанности, привычки, симпатия, да просто секс. И ничто не долговечно. Боже, да он своего сына почти полгода не видел! О чём может идти речь?
Но сейчас он смотрел на Ольгу, видел всю её беззащитность, зная, что больше не принадлежит себе- только ей. И разве он не полюбил её (где-то, где-то, но это неважно), разве не было у них свадьбы, и разве не прожили они после этого пять счастливых лет? О которых теперь не знал никто, и даже она.
Что сказать ей? Как объяснить? Он и сам не мог разобраться во всей этой буре. В голове, как сорванные ветром листья, кружились и проносились мимо мгновения их прожитых и в то же время непрожитых вместе лет. Их радости и беды, дорогие сердцу пустяки- всё то, что наполняло их жизнь. Могло бы наполнять... И где-то ведь всё это было...
-Ты кому-нибудь рассказывала свою теорию о сексе?- спросил он, выхватив наугад первый из мелькающих образов- воспоминание об одном их «серьёзном» разговоре.- Мол, почему простой акт размножения настолько табуирован, что с древних времён, если вдуматься, в языке всего три матерных слова, и все они про это. Сама знаешь. Его, её и их, ну, ты понимаешь. Все остальные- производные или не столь «грязные» слова. Это всё ты мне сказала. Смешно, правда?
Олег увлёкся своим в сущности малозначительным воспоминанием, но неожиданно подумал, что для попытки убедить её в том, как он ей близок, он выбрал не самый удачный пример. Это было видно и по её глазам. Они стали совершенно круглыми. Что-то он вообще не то говорит. Какого чёрта его понесло? Какой нафиг мат, какой секс? Полное опустошение. Сплошной бред он несёт. Но Олег не знал, как сказать ей нечто самое главное, он и сам для себя не мог это главное выразить. Усталость накатила на него, горькая досада встала комом в горле, но он не отрывал своих умоляющих глаз от её- больших и испуганных. И ему было больно.
А ведь всё это тоже- реальность, подумал он и, словно впервые это осознав, удивился. Всё было реально вокруг него, он ощущал это каждой мельчайшей частицей своего тела. Он был здесь. И в то же время он помнил другое. Он помнил всё. Олег провёл подушечками пальцев по столешнице, впитывая её твёрдость, потом несмелым движением протянул руки к Ольге. И это как-будто спустило невидимую пружину в ней. Она подскочила, и так неожиданно, что Олег тоже дёрнулся. Ударилась об угол столика, отскочила в проход; стаканы с недопитым кофе звякнули в своих подстаканниках.
-Ты маньяк!- пронзительно закричала она.- Псих какой-то!
Её реакция испугала Олега, но не удивила, хотя и оказалась чересчур бурной. Теперь уже весь вагон обратил на них внимание, не только ближайшие соседи. Олег привстал, но кто-то положил ему руку на плечо, снова- и достаточно грубо- усадив на место. Всё было настоящим, не таким как во сне, и он не мог с этим не считаться.
-Оля, я не хотел тебя испугать,- растерянно промолвил он.
Она отступила от него на шаг, упёрлась спиной в дверь. Он видел, что испуг её много больше обычного; мог ли он вызвать такую реакцию своей невразумительной околесицей?
Руки, прижатые к груди в неосознанном жесте, боль и ужас в её больших чёрных глазах, вот-вот готовые выступить слёзы.
-Уходи,- сказала она.
-Олечка,- прошептал Олег, разом ослабев. Он осознал своё поражение. Радужный свет внезапно хлынул ему в лицо, и удивительно странный цветочный запах окутал его густым ароматом, буквально одурманил, и он упал в бесконечную тьму с чувством глубокой обиды от непоправимости случившегося.