Оставаясь последовательным, командир продолжал устраивать регулярные военные советы, на которых все так же гнул свою пропагандистскую лажу, а иногда зачитывал пространные отрывки из своих мемуаров, которые кропал в перерывах между обстоятельным сном и прочими не столь эпичными делами. Мемуары были смесью все того же словесного поноса и некой слишком романтизированной утопии. В них он периодически позволял себе заглядывать в сказочное и светлое будущее, когда мы во всей славе и величии входим в поверженный город. Заматерев, набив много шишек, получив немало душевных ран, я уже очень хорошо понимал, чего на самом деле все это стоит.
Но ценность этих творческих посиделок и литературных чтений была в другом: это было единственное время и место, когда и где я виделся со своими прошлыми друзьями. Правда, встречи эти теперь носили чисто формальный характер, и это тоже было своего рода испытанием. Отчасти чувство неловкости, отчасти смутная надежда, да в общем-то все вперемешку. Гнев и неприятие? Пожалуйста. Эмоциональная депрессия? Да вот же она. Деструктивный пессимизм? О, я испытал его до того, как это стало мейнстримом.
Именно поэтому я могу рассуждать о содержании графоманского опуса Затрапезно: я единственный не спал за тем столом, не считая командира, в чем я тоже не всегда был уверен. Я сидел весь на нервах и тщетно пытался поймать хоть один взгляд. И этот роковой, вселенской глубины вопрос возвращался ко мне как бумеранг или вот этот непонятный шарик на резинке: за что?
Так это продолжалось.
Продолжалось снова и снова. Казалось, я угодил в какой-то день сурка. Не спрашивай, из каких мрачных архетипов явился мне столь нелепый образ, и причем здесь вообще сурок. Период отрицания постепенно сходил на нет, превращаясь в обычное привыкание. Все было-по старому.
А потом все изменилось.
Тот день обещал быть таким же типичным и непримечательным, как и все дни, но иногда жизнь преподносит нам сюрпризы, и мы должны об этом помнить. Чаще всего сюрпризы так себе, иногда откровенно трэшевые или вовсе убийственно жесткие, но бывают и яркие, бывают и приятные. Если я скажу тебе, что это был шестьсот восемнадцатый и, как мы знаем из учебников, последний день осады, все сразу заиграет новыми красками, верно?
В мои обязанности, помимо прочего, также входило встречать делегатов у входа в командный шатер, отмечать их, а после подавать списки командиру и докладывать о готовности. И к спискам Затрапезно всегда был внимателен- вот почему никому не удавалось отлынивать. В последнее время это был один из самых напряжных для меня моментов. Но работа есть работа.
Итак, в назначенное время я стоял на привычном месте с планшетом и стилом в руках, стараясь в то же время оставаться в тени, как того требовал от меня благополучно приобретенный новый условный рефлекс.
Первой подошла Эскапада и, подняв глаза, я сразу заподозрил- пока еще смутно, - что день чем-то, пожалуй, отличается от всех прочих, потому что за ее спиной маячили все ее северные воительницы.
-Всех туда не пустят, ты в курсе? - уточнил я как можно более де-юре.
-Знаю, собака! Они пришли меня поддержать.
-В чем?
-Подожди пока. Дождемся остальных.
В моей голове прозвенел тревожный звоночек. По обычаю последних дней мне только коротко кивали и проходили мимо, а потом все они рассаживались за столом и перебрасывались фразами в ожидании командира, но меня это не касалось, потому что в беседу я не был вовлечен. Что-то не так. Одно было ясно: день, обещавший быть типичным и непримечательным, свое обещание, похоже, не сдержал.
Следующей подошла близняшки. Подошли, я хотел сказать. В руках они держали листочки, на которых я с удивлением увидел свое имя. "Статус"- у Веры, "Адъютант"- у Любы.
Подозрения мои усилились, и они были мрачнее ночи. Сам понимаешь, ничего хорошего я не ждал.
-Запилили для тебя, - сказала Вера.
-Прикольную сигну, - сказала Люба.
-Что это значит? - промолвил я, и голос мой слегка дрогнул. Мысленно я уже прикидывал, куда бежать, если что, и кого звать на помощь. Признаться, моя вера в людей не позволила мне заранее подготовить план на такой случай. Для меня все это стало полной, обескураживающей неожиданностью.
-Да придержи ты коней! - рявкнула Эскапада. - Говорю же, не все еще подошли.
-Хорошо, давай подождем, - сказал я, прищурившись от терзавших меня подозрений. - Не пойму только... почему бы вам не подождать в шатре, за столом?
-Молчи уже, гаденыш!
Такую Эскападу я узнавал и, несмотря на то, что, как мне казалось, вокруг меня сгущается что-то тревожное, я испытал нечто похожее на облегчение. Возможно, будут бить, решил я, возможно, ногами, но- беззлобно, с душой. По-дружески.
Постепенно подтянулись и остальные. Я отмечал каждого новоприбывшего в планшете, осторожно отвечал на сдержанные приветствия, но был при этом рассеян и преисполнен фатализма.
Наконец они все выстроились передо мной полукругом, а за их спинами... мне показалось, что к месту действия высыпал весь наш палаточный городок, включая торговцев и случайных посетителей. И вся эта пестрая толпа колыхалась на заднике, будто пришла на бесплатное мероприятие в рамках благотворительной акции "Армия- детям". Впрочем, все вели себя довольно пристойно. Можно сказать, как в опере перед представлением. Слышны были только пошаркивания да покашливания и нестройный шепоток. Толпа замерла в ожидании и предвкушении. Замер и я, даже не подозревая, чего предвкушать и оттого нервничая, потому что меня, как я догадывался и чувствовал, это касалось напрямую.
Эскапада повертела головой.
-Кто скажет? - вопросила она. - Наверное, я?
-А давайте я, - выступил вперед Рилл. - Так получилось, я, вроде как, первым ушел тогда. Отвернулся, стало быть. На мне больше всех вины. Вроде как.