Свежий теплый ветер пьянил не хуже вина. Вспомнилось, как много лет назад, среди тех же кустов терновника, Дитер распивал тайком унесенное из погреба вино с подругой детства Чичек.
– Ты опять не спал? – В светлых с рыжеватым отливом волосах Чичек запутался луч солнца. – Пора избавиться от призраков прошлого.
– Тебе легко говорить, – обиженно отозвался Дитер.
Она фыркнула:
– Да само собой. Бастарды же самые счастливые люди.
– Извини. – Он отвел глаза. – Когда мне снится мама с веревкой на шее…
– А моя мать сгорела в пожаре, – неожиданно сказала Чичек.
Дитер вздрогнул и посмотрел на нее. Голубые глаза бесстрастно встретили его взгляд.
– Мне рассказал Магистр Андреас. – Чичек глотнула из бутылки. – Наставник Нурбахар в одиночку работала над каким-то сложным заклятием. Вероятно, что-то пошло не так, и в замке, где была лаборатория, вспыхнул пожар. Она умерла, а мой знатный отец никогда мной не интересовался. Твоя история все еще кажется тебе самой ужасной?
Дитер передернул плечами.
– А ты знала его? Своего отца?
– Кто ж его не знает? – улыбнулась Чичек, передавая бутылку Дитеру. – Эмир Орхан хазретлери эфенди.
– И ты не пыталась…. Никогда? – Дитер сам не понял, что хотел сказать, но подруга уловила его настроение.
– Все сложилось так, как сложилось. Нет смысла убиваться долгие годы, а тем более, прыгать выше головы. Жизнь дана нам не для этого.
Вино тогда они допивали молча.
Чичек права. Она вообще всегда была права, и это удручающее постоянство, в конце концов, развело их дороги. Жаль, но прорицательница мыслила чересчур ограниченно. Иначе бы он с удовольствием привлек дочь гениальной Нурбахар к своим исследованиям. А теперь она растрачивала свой талант на возню с младшими учениками в Третьей Башне.
В каменистой части аптекарского сада развалились пышные шапки хвойника. Дитер срезал несколько веточек с сохранившимися кое-где сморщенными рыжими ягодками и засунул в обширные карманы лекарской мантии. Паршивое средство и опасное, как ни посмотри. Но в определенный момент к экстракту хвойника прибегает любой увлеченный ученый. Надо только, как говорится, знать меру. Дитер и так мог долгое время обходиться без сна, и давно выработал привычку не спать больше четырех часов, да и то раз в два дня. Но сейчас ему было этого мало: время утекало сквозь пальцы, а он никак не мог перейти к активной фазе исследований. Придется прибегнуть к легкой стимуляции, чтобы разгрести ворох накопившихся дел. Потом с чистой совестью можно будет проспать часов шесть и заняться, наконец, давно запланированной серией опытов.
А начинать разгребать этот навоз, разумеется, надо с самого неприятного: нанести очередной визит вежливости на корабль его светлости, кровопийцы Зигфрида Корфа. О, если бы его не сторожил этот ходячий мешок жира, Дитер поговорил бы с проклятым пиратом по-другому! И плевать на Кодекс Магнума и трибунал. Но магический поединок с советником Четвертой Башни Феликсом был сейчас непозволительной роскошью. Поэтому пришлось изобрести обходной маневр. Интересно, что думает сам Зигфрид о частых визитах Дитера? Наверное, решил, что Магистр набивается в нахлебники, как покойный Андреас к его отцу. И уж точно не догадывается, что стал подопытным кроликом в секретных изысканиях Шестой Башни.
Не дай Хор, Феликс учует отголоски чужой магии после этих посещений. Пока заклинание официально не утверждено на Большом совете, деятельность Дитера – прямой путь к трибуналу. Хотя на первый взгляд ничего особенного он не делает. Пациент исподволь начинает все больше и больше доверять лекарю, раскрывается перед ним, что естественно благотворно сказывается на процессе лечения. Так, по крайней мере, будет сказано в описательном трактате. А о том, что любое лекарство может стать ядом, дело лишь в дозировке, мы тактично умолчим. И доклад подготовим не раньше, чем добьемся от пациента «З» положительной динамики. То есть когда Зигфрид Корф добровольно и с радостью отдаст своему дорогому другу Магистру Дитеру нужные тому вещи. Жаль, пират активно сопротивляется, а усилить воздействие мешает присутствие его сторожевого мага не подалеку. Ну, ничего, вода камень точит. А время вещь необычайно длинная, как сказал один мудрый человек.
Храм Хора, столица, Илеханд
В храме было тихо и пахло полевыми цветами. Несмотря на позднее время, на скамьях можно было заметить трех-четырех посетителей. Двое из них склонили головы, а еще двое смотрели прямо перед собой. Они все о чем-то просили Бога. У них у всех были проблемы, большие или мелкие. Но Хор не делит дела детей своих, так, по крайней мере, говорили священники.
На гулкий звук шагов из-за занавеси сбоку от алтарного Древа появился и местный служитель в традиционном коричневом одеянии с зеленой оторочкой по вороту, капюшону и рукавам.
– Процветание и мир тебе, – тихо сказал он.
– И тебе, почтенный отец.
– Что привело тебя в храм?
Священникам нередко приходится видеть извиняющуюся улыбку.
– Хотел бы я сам это знать. Возможно, мне надоела трехдневная попойка в честь наступления Макушки Пчелы. Потому как потом будет Хвост Пчелы, а потом Сезон Змеи, а потом уже впору будет ложиться и умирать.
– Я вижу, ты желаешь поговорить, – кивнул священник. – Пройдем за мной.
В маленькой комнатке за занавесью горело множество свечей, и было душно. Неужели и в самом деле дошло до того, что необходимо поговорить со служителем Хора? Последний раз он был в храме на позапрошлом празднике Обновления Года. Да и то потому, что там присутствовала королева и высшая знать. Такое чувство, будто это было сто лет назад. Религия никогда не казалась верным способом решить проблемы.
– Я слушаю тебя.
– Видите ли, почтенный отец, я умер. И теперь мне с этим надо что-то сделать.
– Я вроде слышал, ты только собираешься ложиться и умирать.
А почтенный отец-то непрост. Еще и поддевает. Интересно, как он облегчает души пришедших к нему?
– Я лишился дома и семьи. Я временно живу в кошмарном месте. Денег мне одолжил мой, скажем так, родственник. Теперь я чувствую себя обязанным, и это постепенно сводит на нет все чувство благодарности. Я должен встретиться с одним человеком, но почему-то до сих пор не собрался. И мне стыдно. И еще я не привык, что помощи ждать неоткуда. Сам же я связан по рукам и ногам.
– Ты сам ушел из дома, или тебя вынудили?
– Меня пытались убить.
Священник помолчал, ощупывая его цепким взглядом почти черных непроницаемых глаз, а потом чуть-чуть, совсем незаметно, улыбнулся.
– Однажды почтенный бортник сидел у себя в саду, ел печеные яблоки с фисташками и изюмом и пил медовуху. Вокруг него роились пчелы, и немногие из них присели на блюдо с яблоками. Он махнул рукой, чтобы отогнать надоедливых насекомых, и случайно опрокинул кувшин с медовухой. Разгневавшись, он стал топтать слетевшихся на разлитый напиток пчел. Те разозлились и начали жалить его в ответ. Почтенный бортник схватил мухобойку и начал гоняться за пчелами по всему саду. Он вытоптал клумбу, сломал розовый куст и повалил столик со своей трапезой, но все-таки перебил всех пчел. Потом он решил забить летки у своих ульев, чтобы другие пчелы не выбрались и не помешали ему снова насладится медовухой. Но когда он приколачивал доску, улей треснул, рой вылетел из него и искусал почтенного бортника, несмотря на защитную одежду. Когда опухшего, с заплывшими глазами и вздувшимися волдырями его привели к лекарю, тот спросил, что случилось. И пока лекарь извлекал из него жала и ставил примочки с толченой петрушкой, почтенный бортник рассказал ему всю историю. Лекарь удивился и покачал головой: «Ты лишился ужина, растоптал свой сад, разорил свое хозяйство, ты весь искусан, раздулся, как бурдюк, и мог даже умереть. И ради чего все это?» «Зато я им отомстил!», – ответил почтенный бортник.
Некоторое время в комнате царила тишина, только потрескивали свечи из пчелиного воска.