– Сир, – кивнул мужчина с пшеничными усами, восседающий за широким дубовым столом.
Невзрачный, как осенний день на просторах Великой равнины18, он был никем иным, как Кортни Джонсом, старейшиной Западного конца Вестхарбора. Серое, как пепел, лицо Кортни было усеяно редкими морщинами, от чего могло показаться, что он пребывает в зените лет. Но, это было не так, ибо сиру Бриану и брату Анхелю он годился в сыновья, а причиной морщин были многочисленные заботы, свалившиеся на его голову за последний год. Владея двумя десятками галер, Кортни в последние месяцы только и помышлял о том, как заняться более надежным делом, нежели перевозка шелка и специй из Хирама. Ракушники, хозяйничавшие в водах Знойного моря, грабили любое судно, идущее из Хирама в Вестхарбор. Прилагали руку к грабежам и хирамцы, ни в чем не уступающие ракушникам, разве что в отсутствии границ жестокости, нередко пуская корабли на морское дно, а их экипажи на корм акулам. Если другие шли на большие траты, нанимая охрану для своих караванов, то Кортни, известный скряга, не желал тратить ни пенса, каждый раз уповая на Богов. Об этом знал и сир Бриан, с большим презрением относящийся ко всем, кто клал жизнь ради золота. Ничего не ответив, он прошел за стол и плюхнулся в кресло с высокой спинкой. Положив руки на широкие подлокотники, Бриан повернул голову влево и усмехнулся, ибо кресло настоятеля Божьего дома по обыкновению пустовало. То, что божий слуга запаздывал на суд, было в порядке вещей. Как зачастую брат Анхель любил говаривать – «Божьи дела куда важнее
дел людских».
– Вижу, сир, утро выдалось тяжелым, – сказал Кортни как можно
равнодушнее, скосив глаза на сира Бриана, больше походившего на простолюдина, нежели на судью.
На Бриане была просторная белая рубаха, кое-как заправленная в широкие штаны из черной шерсти, а башмаки, надетые на босую ногу, и вовсе смотрелись несуразно, ибо были на два размера больше ноги. Не в пример хозяину, Реджи выглядел элегантно, ибо его костюм состоял из приталенной серой куртки, синих чулков, коричневых бархатных туфель и короткого плаща из бурого сукна, на котором красовался шествующий белоснежный горностай. То был герб сира Бриана, полученный его предками за особые заслуги перед домом Бланчестеров. Что до Кортни, то он выглядел настоящим щеголем. Полукруглый зеленый плащ, небрежно накинутый на плечи, открывал посторонним взорам ярко-пурпурную рубаху с золотой каймой, будто хозяин нарочито желал подчеркнуть свое положение. Подтверждением тому была и золотая брошь в виде бегущего оленя, удерживающая плащ на плечах старейшины. Большая, размером с кулак, она смотрелась ярким пятном на костюме Кортни, от чего могло показаться, что не брошь удерживает плащ на его плечах, а наоборот, плащ удерживает брошь на его груди. Ноги старейшины, перевязанные шелковыми лентами, поражали буйством красок, ибо несли в себе все цвета радуги. Единственное, что выбивалось из общего ряда, так это черные туфли с загнутым кверху острым носком.
– Утро как утро, – отозвался Бриан, при словах которого Реджи, стоящий чуть в сторонке, улыбнулся, ибо понимал, что господин еще пребывал в дурном расположении духа, причины которого он не знал и знать не хотел.
Попав в оруженосцы, он первое время изнывал от склочного нрава господина, но, со временем привык к старику, которого принимал не иначе, как отца, которого никогда не знал, как, впрочем, и матери, будучи подброшенным на порог одного из богатейших домов Вестхарбора. Попал же он к нему по счастливой случайности – отец сира Бриана был дружен с хозяином дома, в котором и прошли детские годы Реджи.
– Если брат Анхель увидит вас в таком одеянии…
– К демонам брата Анхеля!
– Он непременно донесет Его Высочеству.
– Да хоть Ее Величеству!
Поерзав в кресле, Бриан нахмурился и устремил взгляд на шумную процессию, показавшуюся со стороны леса. Люди в серых мешкоподобных одеяниях, все, как на подбор – молодые и рослые – пробирались сквозь толпу, прокладывая путь двухфутовыми палками. В середине процессии следовал брат Анхель – высокий старец с посохом, на котором было белое одеяние с пурпурной каймой, каскадом ниспадающее на мостовую. Добравшись до судейского стола, брат Анхель, ничего не говоря, прошел к своему месту, а служители Божьего дома встали за его спиной.
– Приветствую вас, Ваше Преосвященство! – подобострастно поприветствовал брата Анхеля старейшина Джонс, растянув в улыбке рот.
Но, брат Анхель, будто набрав в рот воды, на приветствие не ответил. Его надменное, гладко выбритое лицо будто говорило, что ему нет чести говорить с человеком низкого происхождения, и то была правда. Крестьянин в седьмом поколении, Кортни прервал семейную традицию, перебравшись из южных окрестностей Миддланда в Вестхарбор, где занялся торговлей, да столь успешно, что со временем стал владельцем полусотни лавок и небольшой торговой флотилии. Впрочем, столь выдающиеся успехи старейшины брата Анхеля нисколько не впечатляли. Его тонкие, поджатые губы с опущенными уголками вкупе с острым носом и саркастической улыбкой на губах выдавали в нем человека сухой души.
– Ваше Преосвященство, – обратился к брату Анхелю один из служителей, отличавшийся от прочих рыжей шевелюрой, пустым взглядом и козлиной бородкой. – Прикажите начинать?
– И как можно скорее, – ответил брат Анхель, после чего служитель поискал кого-то в толпе взглядом, а найдя его, махнул рукой.
При виде палача и дюжины людей, появившихся в окружении копейщиков со стороны южных кварталов, толпа загудела, как пчелиный улей.
– Что, куда-то спешишь, брат Анхель? – поинтересовался Бриан.
– Дела божьи не требуют отлагательств, сир Бриан, – ответил брат Анхель.
– Если бы Боги знали, чем вы, божьи слуги, занимаетесь, то они бы брюхо надорвали от смеха!
При этих словах служители зашевелились, обменявшись
взглядами, а кое-кто набрался смелости и сделал шаг, держа
наперевес палку, будто намереваясь наказать наглеца должным образом. Но, стоило брату Анхелю поднять руку, как гнев улегся и служители взяли себя в руки.
– Вижу, сир Бриан себе не изменяет – ворчит на весь белый свет, будто он его недостоин.
– Не знаю, как насчет всего света, но, вот насчет вас, божьих слуг, у меня отдельное мнение.
– Если скажу, что мне не столь интересно твое мнение, я не закрою тебе рот, верно? Если так, говори, не бойся, мои уши все стерпят.
– Право, ты глупец, раз думаешь, что Бриан Донокан, лучший воин Его Величества, кого-то боится на этом свете!
При словах о Его Величестве сир Бриан выпрямился, словно узрел перед собой образ покойного короля Харлина.
– Да нет, это ты глупец, живущий вчерашним днем.
– Я глупец!? – возмутился Бриан, привстав из-за стола.
Упершись руками в стол, он смотрел на божьего слугу, с трудом удерживаясь, дабы не помять ему бока. Но, тот не выказывал не малейшего беспокойства. Склонив голову на бок, брат Анхель не отрывал взгляда от процессии во главе с палачом. Пройдя через оцепление, палач – мужчина с голым торсом и красным колпаком на голове – остановился у плахи, наклонился и одним рывком выдернул из нее топор с длинной рукоятью. Завидев это, толпа взревела, предвкушая начало представления. Дотронувшись до лезвия топора, палач прошелся по нему большим пальцем, из которого тут же хлынула кровь, при виде которой толпа завизжала, как девка, пребывающая в плену демонов, и поддалась вперед, норовя смять оцепление. Но, копейщики удержали толпу, подтвердив серьезность своих намерений копьями, нацеленными на простолюдинов. Возложив топор на плечо, палач повернулся к преступникам и, одного за другим пометил кровью, нанеся ее на лоб. То было печатью смерти, как любили поговаривать в народе.
– Ты, ты, а кто же еще!? – ухмыльнулся брат Анхель, выдержав паузу. – Король Харлин, да будут благословенны его дни в мире Богов, спит вечным сном, а его лучший воин продолжает витать в облаках.