Они в молчании прошли по длинному коридору, наслаждаясь хоровым пением, и лестнице, чтобы ступить на скрадывающий шаги бордовый ковер малого зала. У дальней стены возвышалась изящная кабина, украшенная тканью в тон ковра. Указав на низкую скамью, виднеющуюся через открытый проем, секретарь покинул его общество. Тарлаттус без энтузиазма закрыл за собой дверцу и, присев, скользнул взглядом по резной перегородке между кабинками исповедальни. В полумраке не было видно того, кто сидел на расстоянии вытянутой руки.
Все, кто хоть раз побывал в окрестностях Хенеса, знал о нравах человека, носящего солидео3 и трепетно почитающего святой лик Смирения. Совокупность места проведения и обстоятельств встречи предвещала тяжелый разговор.
– Кардинал Туний Саргоский, архиагент Тарлаттус…
И умолк, услышав вежливый кашель.
– Расскажите мне, сын мой, что именно привело вас в Хенес?
Этот первый, и далеко не последний вопрос с самого начала задал формат общения, даже отдаленно не напоминающий исповедь. В интеллигентно завуалированной и официально задрапированной форме от Тарлаттуса требовали отчет о причинах визита.
– Меня отправили в Свободный поиск.
– Разве вы не отпросились сами? – сохраняя спокойствие, уточнил кардинал и, не дождавшись возражений, добавил:
– Ваш истинный путь пролегал в тени, отбрасываемой Грандами. С их исчезновением порочность замыслов оголилась до неприличной очевидности. У меня есть основания считать Хенес неподходящим местом для розыска еретических рукописей, поскольку тут, как вы знаете, хранится изъятая и запрещенная к распространению литература. Я знаком со всеми доверенными Себастьяна, и вы не входите в их число.
– Кардинал Туний, я…
Тарлаттус, не желая оправдываться, замолчал и наклонился вперед, скрывая свое лицо. Конечно, никаких улик против него не было, однако обличающий тон говорил сам за себя: Туний откуда-то знал о тайном задании дона Родригеса. Архиагент не думал, что его ложь так быстро раскроется. Если об этом задании узнает председатель Священного трибунала – Себастьян де Анкарри, впадающий в ярость при малейших подозрениях в готовящемся заговоре, – то по возвращении в Вилон архиагента могли ждать чертоги паноптикума. От этой мысли на лбу выступила испарина, и мгновенно перехватило дыхание. На обязательном в таких случаях допросе рано или поздно вскроется история Кармелы. Неужели все было зря, и он погубил их обоих?!
– Некто могущественный предложил вам помощь в обмен на ворованную книгу? – с явным осуждением в голосе спросил Туний.
– Нет, я бы никогда не пошел на это, – вздрогнул Тарлаттус, судорожно сглотнув.
– Вы считаете, ваш ответ убедил меня? – уточнил кардинал.
«Судя по вопросам, он подозревает конкретного человека в искушении и подкупе агентов. На каком основании?» – задумался клирик.
– Ваше Высокопреосвященство, я никогда не был наемником.
– Искреннее раскаяние докажет крепость вашей веры, тем самым уравновесив вину, – не меняя тона, упорствовал кардинал.
Тарлаттус не был готов исповедаться. Все зашло слишком далеко, чтобы раскрывать правду и просить о милосердии. Признание в лицемерии и злонамеренном использовании Собора в личных целях опускало архиагента на самое дно, на один уровень с еретиками, заслужившими позорное клеймо. Клирик боялся смотреть в сторону перегородки и, застигнутый врасплох, в спешке искал выход из сложившейся ситуации.
– Начните говорить, и вам станет легче, – не отступал Туний.
В его голосе появилась особенная нота, говорящая о возмущении, вызванном упрямством агента. Пауза в разговоре затянулась, и в тишину кабинки прокралось хоровое пение.
– Вы боитесь мести? В обмен на имя я могу предложить вам сто эскудо дублонами и сан диакона. Вы также сможете остаться здесь, под моей защитой.
Тарлаттус лихорадочно перебирал четки и смотрел в одну точку перед собой.
«Остается одно. Если меня раскроют, то придется…» – от незавершенной мысли у архиагента по спине пробежал холодок. Самоубийство не являлось решением всех проблем, зато надежно защищало Кармелу от обвинений в ереси. С приходом к такому умозаключению к архиагенту вернулось самообладание.
– Если дело в ином, тогда зачем вы вернулись в Хенес? Хотели уплыть в Илинию без разрешения фециалов4?
Шнурок, объединявший четки, порвался, и на ковер посыпались бусины. Тарлаттус не нашелся с ответом и принялся собирать костяные шарики. Вежливый кашель напомнил об ожидающем ответ собеседнике.
– Я здесь из-за моего честолюбия, – произнес архиагент, с каким-то отрешенным видом убирая четки в карман.
– Продолжайте.
– Кардинал Туний…
В этот момент перед глазами у Тарлаттуса мелькнуло видение бездыханной девушки с потеками крови на шее. Клирик прижал пальцы к переносице и зажмурился: он поставил под угрозу жизнь Кармелы и не сможет обрести спокойствие, пока Аэрин на свободе. Осознавая в полной мере, что у него нет, и не будет второго шанса, Тарлаттус оказался перед выбором: или он покоряется чувствам и, находя в них утешение, продолжает терпеть невыносимо отвратительную жизнь, вздрагивая при каждом стуке в дверь, или воспользуется представившимся случаем. При самом негативном развитии событий ему придется распрощаться с Родиной и попытаться сохранить любовь на расстоянии. Не идеальный вариант решения проблемы, но все-таки он лучше, чем приставленное к виску пистолетное дуло.
– …Позвольте мне завершить начатое и продолжить преследование еретиков.
Высокопреосвященство молчал какое-то время, обдумывая предложение архиагента.
– Ради чего, сын мой?
– Среди них дава из Вилонского Ковена.
Кардинал тяжело вздохнул.
– Почему ты не сказал мне об этом? Будь здесь кардинал, ты бы получил сорок плетей и пожизненное заточение в келье, – произнес другой, до боли знакомый голос.
– Дон Родригес… Как… Как вы здесь оказались?!
– Когда я услышал о Свободном поиске, у меня появились сомнения в твоей честности и основания для дополнительной проверки. Теперь мне не в чем подозревать тебя.
– Мастер, поверьте, ваше предложение значит для меня гораздо больше, чем мешок эскудо, – выдавил шокированный Тарлаттус.
– Неужели?
Тарлаттус зажал в кулаке бусины четок.
– Простите, если вас оскорбил мой поступок. Я и представить не мог…
Дон Родригес успокаивающе рассмеялся. Не слишком громко, чтобы не привлекать внимания.
– Напротив, он доказывает твою ценность, однако я не вижу причин, по которым ты бы отказал Себастьяну.
– Вы бы все равно об этом узнали.
«И устранили бы меня как нежелательного свидетеля» – мог добавить Тарлаттус. Он успел убедиться в рациональности куратора, и снисхождение к некомпетентным агентам не входило в перечень его добродетелей. Не в первую очередь, конечно, но стоило подумать о скрытых возможностях дона Родригеса, так легко подделывающего чужой голос, и причинах такой внимательности к персоне архиагента.
– Позволю напомнить о своем вопросе: почему ты утаил от меня причины отъезда?
– Вы могли отправить другого агента, – нашелся Тарлаттус, – а я собирался закончить начатое.
– Похвальная целеустремленность и неожиданная самонадеянность.
– Я вернусь, – поспешно пообещал Тарлаттус, чувствуя прилив сил.
– Так и будет. Все рано или поздно возвращаются. Найди в порту Гадии фрегат Эстрит Сан-Хелен и отплывай с ближайшим отливом, – собеседник вернул голосу старческое звучание и закончил: – Отдай капитану и не беспокойся, сын мой, я присмотрю за Кармелой в твое отсутствие.
Через прорезь перегородки к архиагенту втолкнули конверт.
– Благодарю, Ваше Высокопреосвященство.
Покидая исповедальню с окрыляющей решительностью, перенесшей его в середину нефа, он замедлил шаг и, прежде чем продолжить путь, с минуту рассматривал потертый конверт с печатью, успевшей раскрошиться по краям. Этот приказ был написан не в тесном полумраке, а значительно раньше.