Странно, сейчас оно как будто стало свободнее. Аккуратно берусь за тонкий ободок, решив его просто покрутить на пальце, но колечко как будто само соскальзывает с пальца и укладывается в раскрытую ладонь. От неожиданности даже сажусь, пытаясь понять как это произошло. Я же... Это же... Но его невозможно было снять! Пытаюсь вернуть его на привычное место, надеть снова, но оно большое, просто огромное и болтается на пальце, даже на большой палец и то большое! Мистика какая-то...
В растерянности снова сажусь и с недоверием, легонько прикасаясь лишь кончиками пальцев, глажу ребро кольца, а затем плотно сжимаю в кулаке.
На мгновение руку обжигает пронзительная боль. Ай! Коротко вскрикиваю, распахиваю ладонь и вижу на ней два отдельных кольца. ДВА.
Этого. Не может. Быть.
Неснимаемое кольцо снялось. Просто соскочило, само, как будто захотело.
Абсолютно цельное, нераздельное, монолитное кольцо распалось на половинки.
Подношу руку к глазам и рассматриваю - на коже ладони виден розоватый след, как после легкого ожога.
С подозрением кошусь на бутылку шампанского. Так то пары глотков маловато для алкогольного делирия, но... Голову на солнце напекло? Просто глюки? Происки рептилоидов? Что это и как вообще?
Продолжаю недоуменно разглядывать кольца. Вот внизу лежит белая подложка с плавными заполированными выемками, сверху, зацепившись одним листиком за край гладкого кольца, тонкий ажурный завиток плюща.
Все не могу поверить в реальность происходящего, то поднимаю руку к самым глазам, то наоборот отодвигаю подальше.
В какой-то момент, когда держу руку на отлете, наклоняю ладонь чуть сильнее, чтобы увидеть игру света на камнях. В очередной раз увериться, что это все мне не привиделось.
И тут кольца неуловимым движением соскальзывают по пальцам, звонко ударяются о мраморный бортик могилы и одно за другим, сверкнув на прощание, ныряют в узкую земляную трещину между аметистовыми цветами.
- Это... это что вообще сейчас было? - спрашиваю у твоей фотографии.
Не знаю, какого ответа я жду, ведь это глупо - рассчитывать на реакцию надгробия, все равно что искать скрытый смысл в очертании гор или пене на гребнях морских волн, равно безумно и бессмысленно.
Однако для меня чудеса на этом не заканчиваются. Чуть выше, на самой макушке памятника...
Никогда ранее я не видела их столь близко, так, мелькнет что-то красноватое в кустах и все, да что там, я их слышала всего пару раз, и то неотчетливо. А тут, пожалуйста, на твоем одна, у мальчиков двое. По-осеннему яркие, будто фонарики физалиса, зарянки.
Птицы обычно суетливы, то перепархивают с места на место, выискивая букашек, то мелким скоком перепрыгивают с ветки на ветку, чистят перышки, смешно склоняют головки и поворачиваются то одной стороной, то другой, чтобы получше рассмотреть то что их заинтересовало, и все это практически одновременно.
Но не эти.
Эти просто сидели на верхней бровке камня, вцепившись маленькими коготками за узорную гравировку и смотрели на меня. Молчаливые, недвижимые, суровые - совсем не как обычные, нормальные птицы. Я недоуменно рассматривала их, они сосредоточенно меня. Последние события и так заставили меня сомневаться в собственной вменяемости, а сейчас вообще захотелось ущипнуть себя побольнее. Но ведь долгие годы я ждала именно этого - знаков, намеков, хоть какого-нибудь отклика. Почему тогда я вдруг думаю, что мне все пригрезилось, показалось, что окончательно умом тронулась, хотя именно здесь и сейчас происходит то необъяснимое, что обычно называют чудом?
Неуверенно произношу твое имя. Нет другого, слаще и желаннее, чем этот перезвон на моих губах, от которого я, увы, отвыкла:
- Дан.
"Твоя" птица встрепенулась и вспорхнула с нагретого камня, устремившись прямо ко мне, заметалась вокруг, будто ожидая чего-то. Мне хотелось успокоить зарянку и я медленно протянула вперед руку. Пичужка, будто только этого и ждала, села на ладонь и снова замерла, словно пытаясь заворожить меня внимательным взглядом.
Я боялась дышать, казалось, что даже легкое дуновение или биение сердца способны спугнуть это невесомое чудо. Ты со мной, ты меня услышал, ты рядом.
Еле сдерживая подступающие слезы, я повернулась к могиле мальчишек. Их пташки также сидели неподвижно и неотрывно смотрели на меня.
- Андрюша, Костик.
Пернатые малыши синхронно сорвались с высокого камня и сели на вторую подставленную ладонь, пристально всматриваясь в мое лицо.
Говорят, когда умирает кто-то из родных, в дома близких людей залетают птицы, как будто души умерших спешат попрощаться с дорогими им живыми. Но адрес - лишь пустой звук, если там не живет душа хозяина. Куда им было прилетать? После того как вас не стало, не было у меня дома.
А сейчас на моих ладонях замерло три маленьких чуда, принесших с небес ваши души. Я не могла подобрать слова, не могла начать говорить, потому что все казалось пустым, примитивным. Как выразить простыми земными звуками любовь к человеку, который являлся сутью и смыслом жизни, ее опорой, стержнем? Как передать всю нежность к нерожденным детям, чье долгожданное появление увеличивало мир этой любви и счастья вдвое? Как объяснить, что так и не смогла никого не то что полюбить, просто впустить в своем сердце, потому что там всегда было место только для одного человека? Как описать горе матери, не давшей жизни своему дитя, так и не взявшей его на руки, не приложившей к груди, не подарившей ни капли своей любви и заботы?
Грудь жгло от готовых прорваться наружу рыданий, я до боли закусила губу и лишь слезы нескончаемым потоком текли из глаз. Сквозь соленую пелену я видела размытые силуэты птиц с яркими пятнами грудок, только они напоминали мне, что это все происходит наяву, что я сама еще жива и не захлебнулась в этом море горя.
Но вдруг окрестности огласил первый несмелый пересвист-перезвон. Это заговорил ты, любовь моя. С каждым мигом песня разворачивалась, ширилась и звучала все увереннее. И столько любви было в этой песне, столько света, столько невысказанной нежности...