Получалось примерно так: служебная Печать в своё время дала это умение, потом добавилась Сила из блюдечка, потом Печать изъяли, а умение осталось. Причина сохранения виделась однозначной: из-за постоянной подпитки энергией жизни возможность видеть ауры… не отключилась, что ли, из-за его увольнения, а продолжила работать, перейдя на резервный источник питания. Ну или что-то подобное.
Сергей долго вглядывался в руки, в ноги, в окружающий мир. Слушал себя, пытаясь почувствовать наполняющий его ручеёк, однако ничего у него не вышло. Вдумчиво перекурив, он не отчаялся и принялся думать дальше…
А через полчаса парень попробовал восполнить свои запасы по-другому (тоже из книжки читаный способ): приблизился к ближайшему дереву, положил на него руки и попробовал втянуть в себя Силу. А почему нет? Оно же живое, пусть поделится. Невольно вспомнилось: обычно такими номерами раненые эльфы грешили, но всё не брали – шибко уважали лес.
Дерево почувствовалось сразу, да так сильно, что Иванов испугался и отскочил, нервно озираясь по сторонам. Опасливо посмотрел на собственные руки, испачканные чешуйками коры, нервно закурил и долго стоял, бездумно глядя по сторонам и пытаясь переварить новые ощущения: он его чувствовал! Реально чувствовал! Словно сросся с дикой деревяшкой!
Успокоившись, решил попробовать ещё раз. Мысленно пожелав себе удачи, Сергей вернулся к дереву, снова приложил руки к холодной, шершавой поверхности. Немного труся неизведанного, закрыл глаза и постарался полностью отрешиться от мира, сконцентрировавшись на заполнение внутренней пустоты…
По рукам пошло нежное тепло. Немножко, крохи, но какое же оно приятное… Лучше, чем мороженое в жаркий день. Наслаждаясь новым, необычным ощущением, Иванов попробовал прислушаться к дереву, понять, что в нём происходит.
…В стволе подопытного еле-еле теплилась жизнь, словно оно умирало. Холодное, беспомощное, усталое. Не растение, а древний старик на смертном одре. Бывшему инспектору опять стало страшно от непривычности, новизны переживаемого, однако через мгновение к нему пришло понимание – дерево просто спит. Зима. Всё нормально. Оно отдыхает, копит в себе Силу для продолжения жизни, для продолжения рода, для каждой, даже самой захудалой, веточки…
А он, Серёга, сейчас это чудо природы убивает, откачивая, словно упырь какой, всё накопленное с жадностью нефтяного насоса. Накатил брезгливый стыд за самого себя.
Иванов, стремясь исправить ситуацию, попробовал вернуть отнятое. Туго, словно через патоку, Сила нехотя потекла обратно. Парень приободрился, даже забормотал обнадёживающе:
– Сейчас, сейчас… я не хотел. Сейчас отыграем…
Он немножко усилил напор, и неожиданно патоку словно заменили вакуумом. Из Серёги в дерево ухнуло всё, что было взято и немного больше. Он даже понять толком ничего не успел. И кто знает, чем бы всё это закончилось – истощением от перерасхода жизненных сил или лёгким испугом, однако на помощь ему пришли его собственные ноги, безвольно подкосившиеся от внезапно накатившей усталости.
Экспериментатор-естествоиспытатель, натужно дыша, грузно упал на бок, руки сами собой оторвались от ствола.
«Теперь понятно, как Печать на лечение работала – перераспределение Силы – медленно думал Серёга, лёжа в мелком сугробе и глядя на набухшие не по сезону почки на ветках. – Дело в контроле… А ведь я сейчас чуть коньки не отбросил! Вполне мог таким способом новую Буратину родить или энта какого… Вот только сам бы наверняка помер».
Продолжать сомнительные тренировки с закачкой и выкачкой жизненной энергии парень не стал. Не захотел. Отвалявшись и немного придя в себя, он отправился обратно, к книгам, искать новые ответы на свои размышления.
Третий вопрос – вопрос рационального использования Силы – оказался пока не по зубам.
– Садись суп есть! – скомандовала домовая, едва завидев Сергея на кухне. – И никаких мне «не хочу»! Ты со своим чаем худой стал, как велосипед, скоро штаны словно на пугале висеть будут! И все скажут, что я тебе голодом морю! Никто ведь не поверит, что ты сам себя, заметь, добровольно и без принуждения, до такого состояния довёл!
Парень состроил покаянную физиономию.
– Машуля, я действительно не голодный, – начал он, искоса посматривая на девушку. – Чайку попью, бутербродик какой-нибудь съем – и дальше читать. Сама ведь знаешь, зачем я это делаю.
Вместо ответа на столе, сопровождаемые небольшим стуканьем о столешницу, появились миска с супом, ложка, блюдце с ароматным, свежим, ещё тёплым хлебом, печь который кицунэ была большая мастерица.
– Ешь!!!
Поняв, что возражать бессмысленно, Иванов послушно сел за стол и механически принялся хлебать золотистый бульон, в котором весело плавали шампиньоны с зеленью. Вкуса он не ощущал – просто делал работу. Сказала Машка съесть – съест, ему не сложно. Пусть ей будет приятно.
Домовая между тем уселась напротив, шикнула на собравшуюся было пройтись с подоконника по столу Мурку, подпёрла щёчку кулачком и, дождавшись, пока в Серёгиной тарелке останется на самом донышке, печально сказала:
– Хватит, не мучай себя. Вижу – через силу ешь, вкуса не чувствуешь. Положи ложку.
Иванов с недоумением уставился на свою домохранительницу – Маша разрешает не есть? Нет, мир точно перевернулся…
– Ну, что смотришь? – с печалью в глазах продолжала кицунэ. – Всё я понимаю. Тяжело тебе, переживаешь, оттого кусок в горло и не лезет. С работы попёрли, друг пропал неизвестно куда, оборотень, с которым ты почти подружился, свалил за океан. С девушкой проблемы, с Силой этой твоей – тоже непонятно. Сплошная, как теперь модно говорить, чёрная полоса наступила в жизни. Да… Тут кто хочешь на стенку полезет от безысходности. А ты крепкий, не гнёшься… Хочешь – верь, хочешь – нет, но я до сих пор удивляюсь – как ты в запой не ушёл по вашему мужицкому обычаю? Восхищаюсь… нет, правда восхищаюсь! Выдержал, с депрессией бороться пытаешься…
Сергей, очень внимательно слушавший новоявленного домашнего психолога, донельзя удивился такому повороту Машкиного монолога:
– Какой депрессией? Я им вроде не подвержен.
– Ага! Сейчас! – не согласилась домовая. – Тогда растолкуй, как назвать человека, который будто Кащей над книжками чахнет? Не ест толком, спит плохо, весь такой на результат нацеленный да зацикленный. С лица спал, щёки ввалились, того и гляди – бросит тебя Элла! Я с ней хоть и не знакома лично, но в это верю.
– Уже, фактически, бросила, – начал сердиться парень. Но на кицунэ это не подействовало.
– И правильно сделает! – убеждённо сверкнула она глазами. – Кому такое, извини за прямоту, фуфло нужно?! Сидишь, как древний дед, будто у тебя в жизни ничего хорошего не было! Ни на улицу не выходишь, да… – у девушки аж дыхание спёрло от праведного возмущения, – да никуда не выходишь! Закуклился, словно гусеница в кокон, и ждёшь неизвестно чего! Именно это и есть депрессия! Я в интернете читала! – победоносно, как ей казалось, припечатала Машка.
Иванов хотел было возмутиться, однако передумал. Не то чтобы парня очень задели слова девушки – он прекрасно понимал, что таким провокационным образом домовая пытается его расшевелить, но вот замечание про отсутствие радостей укололо больно. Укололо тем, что вот так, с первого раза, вспомнить о них и не удалось. Пришлось напрячься…
…Ванька. Именно немой стал отдушиной в череде неприятностей и неудач последних месяцев. Умница-Маша, конечно, делала всё, что могла для блага обожаемого домовладельца, однако все расстройства по поводу несправедливого, по мнению Сергея, увольнения убрал именно он. И, как всегда, без спроса или согласования.
А случилось это в первый приезд на турбазу после памятного разговора в ресторане с шефом. Едва завидев теперь уже бывшего инспектора, блаженный сразу подошёл к нему и с возбуждённым мычанием схватил за правую ладонь, после чего долго, больно ковырял её, неодобрительно хмурясь и цокая языком.