— При чем тут любезность, Дживс? Повторяю: ювелирная работа, я вами горжусь.
— Благодарю вас, сэр.
— Это я вас благодарю, Дживс. Однако что же теперь?
Мы отошли от пристани и сейчас стояли на дороге возле калитки моего сада. Тишина. Над головой сверкали звезды. Мы были наедине с Природой. Даже сержант полиции Ваулз и констебль Добсон не подавали признаков жизни. Выражаясь высоким штилем, Чаффнел-Реджис спал. Однако, взглянув на часы, я обнаружил, что всего начало десятого. Помнится, я страшно удивился. Испытав все сопряженные с пленом эмоциональные состояния и побывав на дыбе — позволю себе эту метафору — нравственных мучений, я думал, что прошло очень много времени, наверняка уже второй час, а то и больше.
— А теперь-то что, Дживс? — повторил я.
Я заметил на его породистом лице легкую улыбку, и она мне не понравилась. Конечно, я благодарен ему, он спас меня от участи, которая похуже смерти, но надо уметь держать себя в руках. Я смерил его надменным взглядом, как я это умею, и холодно спросил:
— Вас что-то рассмешило, Дживс?
— Прошу простить меня, сэр. Я не хотел этого показывать, но ничего не смог с собой поделать. У вас и правда не совсем обычный вид, сэр.
— У кого угодно будет не совсем обычный вид, если его намазать ваксой.
— Конечно, сэр.
— Даже у Греты Гарбо[16] .
— Совершенно справедливо, сэр.
— Или у Ральфа Инджа[17] .
— Вы, безусловно, правы, сэр.
— Тогда избавьте меня от обидных замечаний, Дживс, и ответьте на мой вопрос.
— Боюсь, сэр, я забыл, о чем вы меня спрашивали.
— Я вас спросил и снова спрашиваю — а теперь-то что!
— Вы желаете получить от меня совет касательно ваших дальнейших действий, сэр?
— Ну да.
— Я бы посоветовал вам пойти в коттедж, сэр, и отмыть лицо и руки.
— Ну что ж, разумно. Я и сам собирался.
— После чего, если вам будет угодно выслушать мое мнение, сэр, вам стоило бы первым же поездом уехать в Лондон.
— Опять-таки разумно.
— Как только вы окажетесь в Лондоне, я порекомендовал бы вам отправиться на континент, в какой-нибудь большой город, например, в Париж или в Берлин, а может быть, даже и дальше — в Италию.
— Или в солнечную Испанию?
— Да, сэр, можно и в Испанию.
— А то и в Египет?
— В это время года, сэр, вы сочтете, что в Египте слишком жарко.
— И вполовину не так жарко, как в Англии, если папаша Стоукер меня снова сцапает.
— Справедливо, сэр.
— Это же бандит, Дживс! Разбойник! Такие с хрустом разгрызают бутылки и прибивают себе воротнички сзади прямо к телу гвоздями.
— Мистер Стоукер, без сомнения, очень властный человек, сэр.
— А ведь когда-то, Дживс, я считал сэра Родерика Глоссопа людоедом. А тетю Агату людоедкой. Но куда им до него, дряхлые, беззубые шавки. В связи с чем возникает необходимость задуматься о вашей службе. Вы планируете вернуться на яхту и продолжать поддерживать отношения с этим отвратительным субъектом?
— Нет, сэр. Вряд ли мистер Стоукер окажет мне радушный прием. Обнаружив, что вы совершили побег, джентльмен столь острого ума легко сообразит, что это я помог вам покинуть яхту. Я вернусь на службу к его светлости, сэр.
— Представляю, как он обрадуется.
— Вы очень добры, сэр.
— Да ничуть, Дживс. Любой бы обрадовался.
— Благодарю вас, сэр.
— Стало быть, вы вернетесь в замок?
— Да, сэр.
— Ну что ж, от души желаю вам доброй ночи. Я вам напишу, Дживс, сообщу, где я и как все сложилось.
— Спасибо, сэр.
— Да это вам спасибо, Дживс. В конверте будет вложено небольшое доказательство моей благодарности.
— Вы чрезвычайно щедры, сэр.
— Это я-то щедр? Дживс, если бы не вы, я бы сейчас томился в заточении на этой пиратской яхте! Я вам так благодарен, неужели вы не понимаете?
— Как же, сэр.
— Кстати, есть сегодня поезд в Лондон?
— Есть, сэр. В 22.21. Вы свободно успеете на него. Боюсь, это не экспресс.