Поступил я правильно, потому что главврач через пару минут успокоился, спрятал предметы в сейф и вернулся на свое рабочее место.
— Скополамин и гиосциамин, Бережной, это растительные галлюциногены, — глядя мне в глаза, начал он занятие по основам безопасности жизнедеятельности. — Содержатся они, как правило, в травках. У меня большие сомнения относительно того, что ты принял вытяжку мексиканской аяхуаски или первый отжим австралийской питтури. Привезти аяхуаску в Россию невероятно трудно, поскольку это растение отслеживается отделами по борьбе с контрабандой наркотиков еще более внимательно, чем героин. Питтури же столь редкая травка сейчас даже в Сиднее, что я вижу предмет твоего отравления перед своими глазами прямо вживую… — И он действительно уставился куда-то в угол, как ненормальный. — Вижу…
— Какая питтури, Костомаров?.. — Наверное, я выглядел очень уж беспомощно, коль он посмотрел на меня, как на идиота.
— Я знаю, Артур, только одно растение, которое в средней полосе России доступно и содержимое которого нынче гуляет по твоей крови, сшибая эритроциты, как кегли. Это Amanita miskaria.
У меня снова заболела голова.
— Это мухомор, Бережной! — вскричал Костомаров. — Скажи мне, гад, где ты нажрался в таком количестве мухоморов, и я сейчас что-нибудь придумаю для того, чтобы прочистить твою кровь!
— Послушай, дай мне выпить, — жалобно попросил я.
Посмотрев на меня так, словно я оскорбил его мать, он решительно выбрался из-за стола и принялся выворачивать мои карманы, как делает это жена после прибытия слесаря пятого разряда домой после получки.
— Ты сейчас чем занимаешься?..
— Где сигареты? — Он на секунду прекратил поиски, терзая меня взглядом, потом снова принялся за свое. — Где сигареты, Бережной? — Найдя пачку «Лаки Страйк», он спрятал их в карман своего халата. — Запомни. Запомни! — рюмка спиртного может сейчас сокрушить твой внутренний мир. То же способна сделать одна-единственная сигарета! Ты, когда шел ко мне, наверняка прикуривал на ходу? Прикуривал ведь?
Ну, разумеется! Кто из курящих, выбравшись из дома, первым делом не вынет из кармана пачку!
— И как ты себя чувствовал при этом?
Я был вынужден признаться, что скверно.
— Твой организм борется за тебя, Бережной! Он не хочет, чтобы ты сейчас выпивал или курил, — объяснил главврач причины моих рвотных позывов на берегу реки. — Сейчас я тебе кое-что объясню, дружок. И чтобы приятное совмещалось с полезным, я попрошу секретаршу принести нам что-нибудь выпить… — Наклонившись к переговорному устройству на столе, обозначенному как «Panasonic», он проворковал: — Настенька, чашку кофе и баночку Kalii permanganas, пожалуйста.
Понятно. Шефу — пиво, мне — кофе. Я вижу, Игорек тут тоже даром время не теряет. Утром «Камю», в обед — пивко, вечером Настеньку в машину — и в ресторан.
Когда Настенька вошла с подносом в руках, ее глаза горели тем восхищением, которое всегда присутствует на лице женщины при унижении ее сильным мужчиной другого сильного мужчины. На подносе стояла дымящаяся запахом арабики чашка и двухлитровая банка, наполненная хорошо знакомым мне раствором розового цвета. Банку снял Костомаров и поставил передо мной. Кофе, выходит, ему.
— Сейчас мы будем пить, — сказал он, когда его секретарша, поводя обтянутыми коротким халатиком бедрами, удалилась. — Раковина в углу. Блевать в нее я не позволяю даже главе администрации, когда он приходит сюда с испорченным во время комсомольских строек желудком. Тебе разрешу. Пить, Бережной, большими глотками, сразу по стакану. Пить, пока не посинеешь. Кровью займемся, когда из тебя пойдет желчь. Да заодно и слушай…
Так я узнал, что растительные галлюциногены имеют давнюю историю.