Церковь, стоящая неподалеку от школы на улице Осенней, вдруг стала разваливаться прямо на моих глазах. Золотистые, уже тронутые дымной сажей купола дрогнули и стали сваливаться с храма, деформируясь и разваливаясь на полосы. Ничего более страшного в своей жизни я не видел, клянусь…
Пламя уже завладело всей церковью и устремилось высоко вверх, трещало громко и ритмично. Дрожа от температуры, стеной лихорадочных языков пылало все — стены, придворные церковные постройки, крестильня… Колокола гремели, словно изнывающий от угара звонарь сошел с ума и, вместо того чтобы бежать прочь, повис на веревках, да так и остался раскачиваться, пытаясь распутать завязанные дьяволом узлы.
Одна-единственная маковка с крестом стояла посреди этой беспросветной огненной пурги, и сусальное золото креста светило мне в глаза, заставляя жмуриться и морщиться…
И вдруг за пылающими стенами что-то стукнуло и застучало, словно покатились первые камни будущего горного обвала. В слепые окна выбросило шары тугого пламени, церковь дрогнула в последний раз, и золотой крест сорвался с повалившегося набок купола, словно кто-то схватил его и запустил в мою сторону…
Закричав от собачьего страха, я сделал несколько шагов назад, предполагая, видимо, что это может спасти мне жизнь. Но капризу то ли господа, то ли дьявола было угодно, чтобы крест, взорвав передо мной землю, словно взрывом снаряда, ушел наполовину в землю, да так и остался стоять, чуть накреняясь в сторону.
— Ты видишь это? — подходя к нему и стирая рукой слой копоти, прошептала Лида. И я снова удивился: ее спокойный голос я слышал среди неимоверного грохота легко и свободно. — Это конец всему. Конец городку, миру, жизни. Апокалипсис начал свое движение. Снята первая печать, вылетел Конь Белый. Тебе нужно объяснять, что случится, когда Агнец снимет вторую печать?
— На волю устремится Конь Рыжий… — прохрипел я. — Сидящему на нем дано взять мир с земли, чтобы люди убивали друг друга… — Подняв лицо к багровому небу, на котором бесновались серые тучи, я дико закричал: — Не верю! Будьте вы все прокляты, твари! Это не для меня все!.. Не для меня!..
— Так как же мне верить словам твоим о невозможности существования книги, если все, что в ней написано, ты видишь сейчас перед своими глазами?
В голосе ее не было и тени истерики. Словно это именно она, а никто другой был причиной гибели города.
— Нам нужно поговорить, Артур…
Я разлепил веки, убрал от лица ладони и захохотал.
— Еще?! Ты — дура?!
— Если не сделать этого, — продолжила она с невозмутимостью, заставившей меня замолчать, — ты будешь среди них.
И она показала рукой на озверевшую толпу, рвущую себе подобных зубами.
Я сошел с ума вместе с этим городком. Или просто жил вместе с ним общей жизнь все эти годы, да только никогда не догадывался.
Она взяла меня под руку и повела к дому. Я не помню, как вошел. Не могу припомнить, как оказался на диване и как на меня, обдав прохладой, лег плед.
Когда я открыл глаза в следующий раз, ее не было. Куда она могла деться глубокой ночью, мне было непонятно. На улицах в это время тьма египетская.
Между тем в голове моей стоял полнейший туман, губы пересохли до такого состояния, что шелестели, когда я поднимался с лежанки. Дрожащей рукой я попытался нащупать на столе стакан — неважно, чем наполненный, лишь бы его содержимое можно было пить, — и я не нашел его.
Мне пришлось встать и добраться до холодильника. Там должна была находиться непочатая бутылка вина. Но и ее не было на месте. Тогда я свинтил крышку с бутыли минералки и пил так долго, что едва не задохнулся.
С бутылкой в руке и с непроходящим ужасом внутри, превращавшим мои внутренности в дребезжащий ливер, я подошел к открытой двери и толкнул ее…
Город спал.