— Потерявший терпение Агнец, удостоверившись в том, что все коленопреклоненные христиане оказались в Царствии его и уже не связаны с грешной землей, начинает последнюю интермедию…
Меня снова качнуло, на этот раз уже с хорошей амплитудой. За стеной, на улице, послышались голоса, и я вдруг понял, что голоса тревожны.
— Лида, — сказал я, взявшись за край стола, — если позволите, я схожу на кухню, где охлаждается мой портвейн. Мне казалось поначалу, что для пересказа окажется достаточно и того, что я выпил, но теперь уверен в том, что придется вынуть бутылочку славного винца.
— Вы из тех, кто без опаски смешивает коньяк и вино?
— Знаете ли, быть может, после того как я закончу, мне захочется прочистить желудок и отрешиться от всего сказанного и без этого коктейля, — возразил я, уже вынимая из холодильника бутылку. — Пригубите?
— Самую малость.
Замечательно. Когда мужчина и женщина пьют вместе, между ними не случается противоречий. Речь идет, разумеется, о людях, выпивающих редко и помалу.
— Итак, господь — на престоле… — напомнил я, разливая рубиновую жидкость по стаканам. — Вокруг престола двадцать четыре второстепенных седалища, или, по-нашему, сиденья. На них восседают двадцать четыре старца, облаченных в белые одежды и с золотыми венцами на головах. Это избранные представители человечества, нечто вроде небесного сената, постоянный двор Предвечного.
Перед престолом горит семь огненных светильников, вокруг престола четыре чудовищных животных, описать которых современной мыслью не представляется возможным. Воспаленное воображение Иоанна столь склонно к азиатским изысканиям, что нам остается лишь догадываться о том, насколько ужасны эти четыре зверя…
Престол окружают тысячи, сотни тысяч ангелов, существ, стоящих ниже старцев и животных. Они умиротворенно держат склоненные головы и ждут своего часа…
— Вечный грохот грома исходит из престола, — сказал я, напрягая память и вспоминая уроки христианской словесности. — Четыре чудовища, обозначающие все виды живой природы, ни днем ни ночью не имеют покоя, непрерывно трубя и взывая: «Свят Господь Бог Вседержитель, который был, есть и грядет…»
Двадцать четыре старца, представителя человечества, присоединяются к этому песнопению, падают ниц и возлагают венцы свои перед сидящим на престоле Создателем.
Христос впервые появляется среди этого небесного двора. И мы очами пророка Иоанна впервые становимся свидетелями этого явления.
Справа от Сидящего на престоле появляется…
— Ну? — дождавшись, тихо произнесла Лида. — Что же вы замолчали?
Сглотнув образовавшийся в горле комок, я продолжил:
— …книга в виде свитка, исписанная как внутри, так и снаружи, и запечатанная семью печатями. Это…
— Вы опять прервались, Артур Иванович. — Ее ноготки цокали по столу постоянно, но раздражения во мне это не вызывало.
— …книга божественных тайн, великое откровение, которую никто не достоин ни раскрыть, ни даже посмотреть на нее. Никто из живущих на земле и на небе. И Иоанн, святой апостол, начинает плакать, ибо понимает, что будущее, единственное утешение истинного христианина, ему не откроется…
Но один из двадцати четырех старцев ободряет его. «Крепись, святой человек, — молвит он, — жди, и дождешься…» И Иоанн с воодушевлением начинает понимать, что сейчас свершится нечто, что ранее было недоступно взору живущего на земле. Он видит того, кто откроет книгу Великого Откровения…
Он видит Иисуса…
Христос, через которого должны будут распространиться символы семи духов, подходит к трону Предвечного, берет в руки книгу… Вы с ума сошли, Лида…
— Говорите же дальше! — незнакомым, холодным голосом приказала мне она.