Я понимал, что она испытывает невероятную неловкость за то, что в Москве скорее больше, чем меньше, мужчин, одевающихся лучше, чем ее папа, — я именно так понимал ее взгляд. Мне не стоило усилий подметить, что испытывает она стыд именно за него, а не за свои заштопанные колготки, поношенное платьице, и неловкость ее связана именно с его растрепанной и давно не мытой головой, а не с ее, хотя и чистенькой головкой, но явно неухоженной. Я часто вижу такие пары. Вечно пьяный отец волочит за собой ребенка с целью зашибить хоть немного денег на бутылку, пользуясь русскими извечными — добротой и состраданием. Мое мнение не менялось долгое время, и причиной того, что мое отношение к этому человеку изменилось, стал один случай, рассказать о котором есть смысл.
Однажды моя соседка попросила съездить в больницу и забрать результаты анализа своего ребенка. Я дружен с ее мужем, он владеет автосалоном на Ленинградском, иногда мы вместе выпиваем, но не в этом суть. Главное, что мало-помалу мы выполняем просьбы друг друга, и лично мне это доставляет удовольствие. Я поехал на работу, пообещав завезти бумажки вечером, и по пути заскочил в поликлинику.
В поликлинике я забрал результаты и уже готов был выйти, как вдруг увидел его. Бродяга был одет как обычно, и ничего нового в нем, кроме разве что медицинской карты в руке да бейсболки, которая на этот раз была не на голове, а торчала из провисшего кармана, я не заметил. Поскольку поликлиника детская, меня заинтересовал сам факт того, что тронутый умом бродяга занимается такими сложными для него социальными процедурами, как привод больного ребенка к врачу. Уже всем давно известно, что дети бомжей никогда ничем не болеют и способны безбоязненно пить даже из лужи. Отбирая у них перспективы на счастливую жизнь, господь дает им столько здоровья, сколько забирает у успешных людей.
Он стоял посреди зала и напоминал подбитую камнем птицу — здесь, среди благополучных мам с чистенькими детьми, он хотел бы, видимо, куда-то прибиться, да не мог. Скособоченный призрак с взлохмаченной головой и торчащими из широких коротких штанин босыми ногами, он стоял посреди зала, а в углу, на скамье, сидела и смотрела куда-то мимо него его дочь.
Не знаю почему, но я решил дождаться их выхода из поликлиники. Через четверть часа они появились на крыльце, и я выбрался из-за руля автомобиля.
Вообще-то я уже полчаса как должен был быть в офисе, куда прибыли представители из головной компании. Они привезли из Германии новые веяния, и отсутствие во время их демонстрации вице-президента вызывало, наверное, немало вопросов. Но мой телефон был отключен, и поэтому найти на них ответы ни президент, ни моя секретарь не могли.
— Я часто вижу вас во дворе своего дома, — сказал я, обращаясь больше к девочке, чем к мужчине. Мне в ту пору казалось, что такому умному человеку, как я, лучше разговаривать с двенадцатилетней девочкой, чем с таким сорокалетним мужчиной. — Я всего лишь хотел помочь вам…
Я не знал, как обозначить свой поступок. С другой стороны, казалось, что дача денег таким людям возможна и без объяснений. Вынув из бумажника несколько тысячных купюр, я протянул их девчушке.
Но она брать не стала, а посмотрела на отца. Тот посмотрел на деньги, на меня, а потом словно нехотя выудил из предлагаемого мною веера одну бумажку.
— Я даю вам все, — объяснил я.
— Нам не нужно все, — вдруг сказал он, — спасибо.
Почувствовав, как у меня сам собою морщится лоб, я спросил, откуда ему знать, сколько именно ему нужно вообще, если в данный момент у него нет и копейки.
— Нам нужно ровно столько, сколько хватит, — это был ответ настоящего безумца.