В армии сержант не наводил на него такого ужаса, как эти пять с кепкой футов безукоризненных манер коренной южанки.
Он не хотел обидеть Клер, и он не звонил, чтобы проверить, как там этот чертов дом. У него свело скулы от злости. Как бы там ни было, он перезапустил систему сигнализации. Хотвайер проверил электронную почту и голосовые сообщения, но дрожащий от обиды голос Клер все не шел у него из головы. Наконец он сдался и вновь набрал ее номер.
Она не взяла трубку, и он, проверив распорядок Клер, убедился, что у нее сегодня занятия, а потом дежурство. Он оставил сообщение о том, что переустановил систему, но где взять слова, чтобы возместить ущерб, который он нанес ее чувствам? И стоит ли вообще пытаться найти такие слова?
Давясь слезами, Клер отперла входную дверь.
Лестер умер. Она не могла в это поверить. Он жил в Бель-монт-Мэноре практически все те три года, что Клер там работала. За это время умирали и другие. И это естественно, если учесть, что средний возраст обитателей интерната равнялся семидесяти пяти годам. Но Лестер был не таким, как все. Лестер был особенным. Она любила его как члена семьи. И для Клер, у которой семьи практически и не было никогда, это что-то да значило.
Ночью накануне они проговорили больше двух часов, и все это время он сохранял здравый рассудок. Он многое поведал ей о своей жизни наемного убийцы и сумел убедить ее в том, что то, о чем он ей рассказывал, было правдой. Он заговорил о своей прошлой жизни только год назад, когда у него начались помутнения рассудка, так что иногда трудно было понять, где правда, а где плод больного воображения. Но если только Лестер постоянно не бредил одним и тем же, то та, темная сторона его жизни, действительно существовала.
Клер сказала ему, что удивлена тем, что он так долго прожил, принимая во внимание особенности его профессии, но он ответил, что все дело в том, что он был глубоко засекреченным агентом. Те, с кем он работал, и в правительстве, и частные клиенты, знали лишь его кличку – Арван. Арван – кельтский бог смерти. Вполне подходящее имя для того, кто делает такую работу.
Только для Клер действительно не имело значения, кем Лестер был в прошлом. В ее жизни он занимал важное место, и теперь, когда его не стало, Клер испытывала боль. Он был очень близок к тому, чтобы в ее сердце занять место отца, человека, которого она могла бы уважать, и, как ни сентиментально все это звучит, так оно и было.
Клер закрыла дверь, и из глаз потекли слезы. Она смахнула соленую влагу с лица и с некоторым опозданием вспомнила про сигнализацию. Процедив слово, которое она редко употребляла, Клер бросилась к замаскированной кнопочной панели и набрала код. Хорошо, сигнальная система еще не успела сработать.
Клер решила переехать. Хорошо, что Хотвайер подтолкнул ее к этому, – необходимость постоянно помнить о том, что надо отключать сигнализацию при входе в дом, действовала ей на нервы. Она будет скучать по дому Джози, но и этот дом, и все другие места, где ей приходилось жить, принадлежали не ей. В ее жизни не было постоянного места, одни только временные обиталища.
Где только не приходилось ей останавливаться за свои двадцать восемь лет! Иногда в местах просто жутких, иногда в менее жутких, но все они имели нечто общее – временные остановки на жизненном пути. И этот дом не был исключением.
Есть Клер не хотелось, садиться за учебу она не могла физически. Она чувствовала изнеможение, и эмоциональное, и физическое. Смерть Лестера и две недели работы без выходных вымотали ее окончательно. Клер побрела в спальню, но по дороге включила сигнализацию. Пусть Хотвайер будет счастлив.
Клер снился сон. Она спала на переднем сиденье «бьюика», служившего им с матерью домом несколько месяцев. Клер было тогда двенадцать лет.