— И считаете ее реализуемой?
– Я…
Это мгновение могло погубить нашу миссию, а с нею весь мир. Исписанная почерком Вильгельма Второго грифельная доска и диаграмма на ней, как две капли воды схожая с той, которую рисовал Дик Фейнман, заставили меня замереть на месте.
– Я работаю, — произнес Вильгельм, — над теорией так называемого квантового эволюционного детерминизма. До завершения ее еще годы и годы, однако кое-какими выводами уже можно воспользоваться…
И я воспользовался ими: познаниями Дика относительно техники будущего, рассматривая формулу энзима, предназначенного для того, чтобы заставить эволюционировать реплицирующееся ядро, зная теперь, что у наци ничего не получится.
Я не выдал своих мыслей. Живая смерть, превратившая Лауру в зомби, лишила меня эмоций, способных обнаружить себя. Эта смерть спасла меня тогда, когда жизнь ничего больше не стоила.
– На мой взгляд, методика великолепна. Уайтхолл с восторгом примет вас.
– Но мне необходимо продолжить работу.
– Вы получите дом в Оксфорде, — пообещал я. — Просторный дом. С вами будут сотрудничать наши лучшие умы.
Ложь. Наша наука базировалась не в Оксфорде: он стал бы в таком случае слишком очевидной мишенью.
– Отлично, — промолвил Вильгельм Второй.
В глазах Вильгельма Первого созрело решение, и он отрывисто кивнул своему тезке:
– Желаю удачи, мой друг.
Развернувшись как по команде, Вильгельм Первый торопливо вышел из изолятора. Шаги его простучали по сосновым ступенькам, потом по полированному паркетному полу, а затем он исчез за боковой дверью под красным флагом.
– Насколько я понимаю, друг мой, — обратился я к Вильгельму Второму, — вы намереваетесь идти с нами.
Оставалось еще одно дело. Взяв в руку бутыль с каким-то реактивом, возможно, с перекисью водорода, Петр стащил с крючка возле двери белый лабораторный халат. Поставив закупоренную бутыль на пол, он надел халат поверх одежды.
– А теперь вы оба выметайтесь отсюда. Патруль может вернуться. И если они не проявят особой дотошности, то могут решить, — он указал в сторону Вильгельма Второго, — что я — это он.
Не отрывая глаз от Лауры, я ответил Петру:
– Хорошо. Мы уходим. — И склонившись поближе к ней, добавил: — Прощай, моя ненаглядная.
А потом я направился к выходу, не оглядываясь, предоставляя Вильгельму возможность последовать за мной, если он этого захочет.
Когда мы оказались у самого выхода из облицованного стальными листами коридора, Кароль и Зенон уже были на месте. Оба они держались за рукоятки и с любопытством посмотрели на нас.
– А где?..
И тут в лаборатории позади нас грохнул выстрел. Лаура!
И я понял, что Петр даровал ей вечный покой единственным остававшимся у него способом.
– Пошли, — я потянул Вильгельма за рукав. — Теперь нам придется как следует поторопиться.
Он поспешил выполнить подразумевавшийся под этими словами приказ, не подозревая, что я разгадал его обман: такая конструкция никогда не сработает.
Так я спас мир, более ничего не стоивший для меня.
Внутри огромного помещения засуетились патрули, устремившиеся к оружейным кладовым; тяжелые сапоги глухо топали по устланным ковровыми дорожками коридорам. Однако они пропустили старшего научного специалиста, уходившего подальше от неведомой опасности, вдруг объявившейся в лаборатории.
Мы были уже слишком далеко, чтобы услышать звуки стрельбы, однако я знал: Петр дорого продаст свою жизнь.
А потом было узкое дефиле, в дальнем конце которого лежали четыре окровавленных трупа — убитый в полном составе патруль, а наш друг Станислав, бледный, смертельно раненый, стонал на полу будки часового.