У каждого врача в душе есть своё маленькое кладбище. У горе-повитухи это кладбище было самым настоящим. И ни крестов, ни надгробий, только ветер шумел в ветвях погребальные молитвы. Эстер бросилась бежать подальше от этого проклятого места, где мёрзлая земля приняла тело Кейт и её нерождённого ребёнка. Это существо так хотело жить, что выпило все соки из собственной матери, утащило её за собой в загробный мир.
Инстинкты твердили Эстер, что нужно спасать собственную жизнь. Если здесь будут копы, то она автоматически станет соучастником. Сквозь ночной туман она видела чёрный силуэт Жнеца, и на миг проглянувшая луна блеснула на лезвии его косы. Так же зловеще блестели инструменты повитухи в импровизированной операционной.
И только сейчас на рассвете, облокотившись о дерево, Эстер смогла перевести дыхание. Жалко ли ей Кейт? Оплакивает ли она её? Эстер не могла найти ответы на эти вопросы… всё, что она чувствовала — это страх и отвращение перед лицом смерти. Тянуло блевать от застывшего в ноздрях запаха крови, но слипшиеся голодные внутренности держали всё в себе. Кейт навсегда осталась в её памяти куском плоти с развороченными гениталиями.
Она посмотрела вверх, где почти уже встало солнце, кроны деревьев над головой закружились в диком танце. Последнее, что она слышала — это стук топора на опушке, отдающийся пульсацией в виски.
***
— Где мёртвая монашка? Да что ты гонишь?! — раздавались где-то вдалеке голоса.
— Да она живая, просто вся в крови. Мы должны взять её к себе.
— К нам нельзя девчонок. Ты помнишь?
Эстер приоткрыла глаза, теперь она лежала на чем-то твердом, и над ней проносилось бескрайнее голубое небо. Её куда-то везли на санях.
— Только не звоните копам, — прошептала она и снова отрубилась.
***
Она рывком пришла в себя, слабо соображая, где находится. Рядом с ней на продавленном диване сидел какой-то белобрысый взъерошенный тип. Он расплывался в странной улыбке.
Эстер не поняла, как схватила нож для масла с кофейного столика и занесла перед его лицом.
— Где я, чёрт побери?! — закричала она. — Думаешь меня изнасиловать? Я быстрее тебе яйца отрежу!
Резким движением он перехватил её руку и аккуратно завладел ножом.
На шум прибежали остальные трое. Приглядевшись, Эстер поняла, что они выглядят как панки или металхэды, стрёмные подростки, от которых монахини просили держаться подальше. Длинноволосые в грязной и рваной одежде, с множеством браслетов и цепей, как и те компании, что собираются порой на кладбищах и пьют дешёвое пиво.
Однако она поняла, что они представляют собой куда меньше вреда, чем городские банды.
— Почему все вечно пытаются меня убить? — спросил Джон, размахивая отобранным ножом.
— Но ты же труп, это логично! — ответил Рух.
Джон потёр рукой лоб:
— У меня адский бодун, а вы тащите сюда всяких оголтелых баб.
Эстер застыла, наблюдая за диалогом.
— Ой, бабища тоже ржавая! — выдал появившийся в дверях ещё один персонаж бомжеватого вида.
Тот, который выглядел самым младшим, сделал шаг вперёд и остановился перед ней.
— Теперь тебе придётся остаться с нами… ты знаешь о Доме Пропащих, ты теперь одна из нас.
Эстер поморщилась, разглядывая свои покрытые коркой руки и застывшую под ногтями запекшуюся кровь.
— А если я захочу уйти? — спросила она неожиданно.
— Тебя никто не держит, но захочешь ли ты туда. Насколько я знаю, у тебя проблемы с законом, — он особенно выделил слово «проблемы», так что Эстер показалось, что он знает о её делах всё.
Ей было не по себе от пронзительного взгляда этого парня, который представился Йоном. Кажется, он даже младше самой Эстер, но в его глазах есть какая-то холодная сталь. Он знал что-то, что ей было неведомо. Она не могла его ослушаться, она не могла ему перечить. Эстер лишь тяжело вздохнула, понимая, что должна остаться с этими людьми в этом проклятом доме. Мысли о смерти Кейт отошли на второй план, кто-то стирал, как старую плёнку, её прошлые переживания.
Эстер гордо подняла голову и сказала:
— Я хочу помыться, переодеться в чистое и спать! — все кивнули и разбрелись по углам.
Дом, несмотря на исключительно мужское население, показался ей чистым и уютным. Даже никаких волос в сливе и плесени в ванной.
Эстер стояла у зеркала в чужих мужских джинсах и свитере. Какой же это кошмар! Спасибо, хотя бы, что чистое. Надо срочно раздобыть денег и купить себе всю эту одежду из модных журналов, о которой она могла только мечтать в приюте. Боже! И о чём только её мысли, после всего пережитого? Это словно защитная реакция психики на весь произошедший кошмар; пережив смерти подруги, попав в логово каких-то наркоманов, она стояла перед зеркалом и мечтала о новых шмотках…, а ещё о том, что надо бы сделать завивку и купить косметику.
У дверей ванной она встретила рыжеволосого парня, тот опешил, столкнувшись с ней взглядом.
— Ты что, подглядывал за мной? — выпалила Эстер.
— Вовсе нет! — замялся он, — Я просто хотел поздравить хоть кого-то с Рождеством.
— А, ну и тебя туда же! — хмыкнула она. — У вас есть свободная комната, желательно, чтобы она закрывалась на ключ?
Он кивнул:
— Меня, кстати, Марк зовут, но все зовут меня теперь Раст или Ржавый.
— Очень мило, — с сарказмом ответила она.
Комната оказалась весьма пёстрой, оформленной в старушечьем стиле, напоминающая кабинет гадалки-шарлатанки: красные портьеры, большое зеркало, комод и кровать с балдахином. Здесь приятно пахло маслами и благовониями. Очевидно, кто-то постарался создать подходящую, на его взгляд, атмосферу.
— Мы сюда почти не заходили, — сказал Марк Раст. — Тут всё какое-то слишком бабское, что ли.
Эстер вздохнула — после приюта всё сойдёт.
***
Из магнитолы раздавались скрипучие звуки. Кажется, Джон называл такое смерть-роком или что-то в духе того. Говорят, от такого музла торчат только вампиры и подражающие им школьники. Марк объезжал окрестности на старом Кадиллаке в компании Джона. Несмотря на надвигающийся вечер, он прятал глаза за чёрными очками-авиаторами.
— Мне что-то кажется, что ты начал оживать, а то всё время, что я тебя вижу, ты молчишь или бродишь один по лесу, — произнёс Марк.
— Оживаю? Ну-ну, — Джон на секунду снял очки.
— Ты раньше вообще ни с кем не разговаривал, только и держался в стороне.
— Это потому что я бухать больше стал, — он достал из кармана флягу с виски.
Марк решил сменить тему.
— Как тебе тёлка? Ничего такая.
— Поверь мне, от баб одни проблемы, — вздохнул Джон. — От малолетних, тем более.
— Притормози у магазина. Я хочу ей чего-нибудь прихватить.
Джон остановился, прошипев что-то в духе: «тупые малолетки».
========== Часть 5 ==========
Смерть
В христианском аду жарко, ведь на заре времён, там, посреди палестинской пустыни, люди не могли представить для себя кошмара страшнее, чем вечный жар. В скандинавском аду холодно. Что может быть страшнее обжигающего мороза для викинга? А в греческом аду просто скучно. Все представляют ад по-разному, и лишь буддисты убеждены, что ада нет, кроме того, что рядом.
Кто-то спросит меня, куда все попадают? Я и сам с трудом найду на это ответ. Наверное, сюда, на этот треклятый остров.
***
Эстер
— Эй, не выкидывай бутер! — сказал Джон мне, когда я склонилась над мусорным ведром с куском надкушенного сэндвича с индейкой.
— Он же протух по ходу, — сказала я.
Он забрал у меня недоеденный сэндвич, слегка коснувшись моей руки.
— На самом деле, я никому не говорил, но люблю слегка испорченную еду, — он подмигнул мне из-под налаченной чёлки. — Это как воспоминания о голодных годах в Л. А. Словно я всю жизнь теперь пытаюсь вернуть вкус протухшего буррито с Сансет-стрип.
Он проследовал по кухне, слегка покачиваясь, и присел на край стола. Я заметила перемены в его внешности и поведении за эти сумбурные сутки, проведённые мной здесь, в логове Пропащих. Он выглядит более вызывающе, чем в нашу первую встречу, когда я хотела кастрировать его тупым ножом. Стал налачивать волосы и подводить глаза, как те гламурные рокеры из Лос-Анджелеса. Он даже начал казаться мне немного ничего. Я поняла это, когда наши глаза встретились на короткий миг. Да нет, он всё ещё уёбок. Тем временем, Джон продолжил свою тираду, истекая кетчупом и майонезом: