Но ведь месть это тоже завершение трудной, кажущейся поначалу безнадежной (противник то силен, нагл и, на первый взгляд, неуязвим) работы, ее финальная стадия. Работы по достижению справедливости.
И не есть ли работа Сварога с металлом просто эпизод в этой долгой дороге к справедливости?
Наверное, и да, и нет. Ибо новый металл это отнюдь не только орудие мести. Это гораздо большее. Но и это, в том числе. И это. И дорога к сладкому мигу теперь открыта.
Но до этой сладостной минуты желанной мести еще далеко.
А Сварог все колдует с железом. Новым металлом, который он открыл. И который все больше открывает перед ним свои тайны.
Металл, мой металл! Которого так много. Буквально под ногами, у этого ручья, в окрестных болотах, в старицах наших речек. Его гораздо больше, чем меди в Элладе или на Каменном поясе. И он гораздо тверже и прочнее меди.
Как сладко смотреть на этот сероватый блеск. Какая занимательная игра импровизировать с этими полосами, представляя, что можно из них сделать.
И кажется, что не тяжеленные горячие калачи катает Сварог, а что-то легкое, воздушное. То, что может стать всем по его воле.
Но всем оно станет позднее, а пока в первую очередь нужен меч.
Волшебный меч. Ибо металл-то ведь тоже волшебный, подаренный Богами Сварогу, а Сварогом людям.
Своим людям, чтобы можно было воевать с людьми чужими.
– Привет, Сварог! – приветливо улыбающаяся Рыська входит в кузницу с ладным ловким подростком.
– Привет, Рыська!
– На этот раз не прогонишь?
– А когда я тебя прогонял? Привиделось тебе это, колдунья моя.
– Ладно, прощаю.
Она подходит и привычным движением как будто смахивает ладошкой некую паутину с его лица.
– Устал, кузнец. Устал. Но, ничего, я верну тебе молодость и бессмертие. Вернее только молодость. Бессмертие, похоже, ты вернул себе сам. Сгорела твоя смерть, Сварог в этом горне. Сгорела. Это говорю тебе я, ведунья Рысье Сердце.
– Мам, я пойду погуляю?
– Нет, Перун, потом.
Она отходит к подростку и встает рядом с ним. Как мило смотрятся они рядом. Как будто брат и сестра.
– Ну, Сварог, как тебе наш сынок?
Сварог смущен.
– Не смущайся, кузнец! Ведь ты даже не знаешь, сколько лет провел в своих поисках. Но тебя нельзя упрекать за то, что ты забыл обо всем остальном. Ты выполнял волю Богов и сам в это время был Богом. А я в это время растила тебе помощника.
Он будет теперь жить с тобой и помогать тебе. Веда сказала, что он довершит, сделанное тобой, когда ты устанешь от бессмертия.
– Да, а где Веда? Как она?
– Ушла.
– Ушла?! Как много я хотел у нее еще спросить! Зачем, зачем, она ушла?! Как нам будет не хватать ее!
– Она предвидела твои вопросы, и сказала, что ответить на них ты теперь сможешь сам. А еще, она передала мне все, что знала и умела. И теперь я живу в ее жилище. А Перун с Велесом, помнишь его?
– Помню.
– Так вот, Перун с Велесом живут в жилище, построенном тобой для меня.
– Как же я все это время жил? Что ел, что пил? Кто кормил меня?
– Не думай об этом, божественный кузнец. Все прошло, и ты победил. Остальное не важно. Перун, сынок, – обращается она к подростку, – погуляй.
– Отец, я возьму вот это? – Перун показывает на выкованный Сварогом кинжал, полный аналог бронзового акинака. Коротковатый, и, как теперь видит сам Сварог, неуклюжий.
– Возьми, Перун, возьми.
– Придешь, когда начнет смеркаться, – говорит Рыська.
– Ну, мой колдун, начнем вспоминать жизнь. А то ты совсем забыл о человеческом, общаясь с Богами.
Он сжал ее в каких-то судорожных объятиях, неловко, как будто ощущая некую коросту на своем теле. Коросту, которая мешала им слиться.
Она все поняла.
– Не спеши, волхв, не спеши и не смущайся. У нас впереди весь этот вечер и еще целое бессмертие.
Какое ладное, ловкое у нее тело.