От волнения на губах появилась сдержанная улыбка.
Тоненький тюбик в яркой пластиковой упаковке – тушь для ресниц.
Лина огляделась, никого рядом с ней не было. Сердце в груди заколотилось сильней. Как большой молот. Ладони сделались влажными и липкими от пота. Лина испугалась. Ничего у тебя не выйдет, говорил ей внутренний голос.
Но внезапно в голову пришла другая мысль: только здесь, в ярко освещенной аптеке, где из-за угла в любой момент может появиться кто-нибудь, ей удастся подзарядиться адреналином. «Ну как, сможешь?! Или все-таки кишка тонка?!»
Лина прошлась взад-вперед по проходу, держа в руке тюбик с тушью. Рука так вспотела, что раза три-четыре пришлось перекладывать его из одной руки в другую. Дважды Лина делала вид, будто кладет тюбик на место: сначала возле полки с дезодорантами, затем у полки с аспирином.
У полок с зубной пастой она решилась.
Сунула тушь в карман.
Вот и все.
Тяжело дыша, с сильно бьющимся сердцем, Лина заставила себя, не торопясь, как ни в чем не бывало, еще немного погулять по залу аптеки. Постояла некоторое время у стенда с видеокассетами, задержалась у книжных полок и даже перелистала какую-то книжку из серии «ужасов». Ее внимание привлекли яркие обложки журналов, и Лина взяла и перелистала последний номер «Роллинг Стоунз».
Затем она очень спокойно прошла по проходу, мимо кассирши – к выходу. Стрельнув глазами по сторонам, Лина поняла, что рядом никого нет. Когда автоматические двери с тем же тихим шумом открылись перед ней, на лице Лины появилась усмешка.
И в эту самую секунду чья-то рука легла ей на плечо. Громкий мужской голос произнес:
– Минуточку, мисс!
Глава 9
Фрэнсис не спеша шел по вымощенной камнем старой дорожке, ведущей к дому семейства Фиорелли. От его взгляда не укрылось запустение вокруг, сорная трава, упорно пробивающаяся меж камнями дорожки. Еще в прошлое лето этот же сад выглядел ухоженным и элегантным, а теперь он производил впечатление заброшенного и умирающего. Кусты роз засыхали, земля под ними была усеяна разноцветными лепестками.
Подойдя к двери, Фрэнсис чуть замешкался. Небольшой козырек над входом защищал глаза от ярких солнечных лучей и давал прохладную тень. Справа от крыльца, в нише, находилась облупленная статуя Христа, чьи руки, подернутые плесенью, были распахнуты для объятия.
Сначала Фрэнсис решил было не входить. Но почувствовал на себе взгляд статуи и прочитал в лице Христа тайное осуждение своей нерешительности. Он дружил с семейством Фиорелли многие годы. Еще когда он и Энджел были детьми, они все вместе играли во дворе этого дома, вели бесконечные бейсбольные сражения с детьми Фиорелли.
Но те славные деньки давно миновали, и сейчас Фрэнсис пришел сюда совсем по другому поводу. Он вдохнул поглубже, ощутив аромат роз, – и наконец постучал в дверь.
В доме послышался какой-то неясный шум, затем белая, безо всяких украшений, дверь распахнулась. На пороге стоял худощавый, сутулый старик. Увидев гостя, он широко улыбнулся.
– А, здравствуйте, отец Фрэнсис! Входите, входите. – И старик отошел чуть в сторону, приглашая пройти.
Фрэнсис шагнул в прохладный дом. Первое, на что он сразу же обратил внимание, был запах: затхлый запах, какой бывает в домах, где не слишком часто убираются, где крыша так же настоятельно требует починки, как и запущенный розовый сад. Пройдя небольшой темноватый холл, Фрэнсис почти сразу попал в овальную гостиную, украшенную тремя – выходящими на разные стороны – некогда красивыми лепными арками. Множество семейных портретов, подернутых пылью, криво висели на гвоздях. Среди портретов были также и старые школьные фотографии детей, которые давно уже выросли и у которых сейчас были свои дети. Старенький телевизор стоял в углу, издавая хриплые и глухие, как из глубокого колодца, звуки.