.»
И Фрэнсис тоже хорош, нечего сказать! Она считала его почти своим отцом, а он просто предал ее! «Я не могу сказать тебе его имя...»
Лина с ужасом почувствовала, что сейчас снова разрыдается. Она отошла подальше от витрины, за дерево, и, усевшись на кучу срезанных веток, спрятав лица в колени, дала волю слезам.
Ведь мать знала, насколько все это важно для нее, но тем не менее оказалась слишком занята на своей работе, не позвонила отцу...
Всю жизнь Лина старалась подстраиваться под распорядок матери. Лина гордилась тем, что у Мадлен такая ответственная работа – ни у кого из родителей ее друзей такой не было. Поэтому она не раз запросто пропускала назначенные свидания, мирилась с проведенными в одиночестве ночами, старалась спокойно относиться к тому, что у них с матерью почти не бывало совместных обедов и ужинов. Но больше она с этим мириться не будет. Довольно!
Она раскрыла рюкзачок, вытащила пудреницу и посмотрела на себя в зеркальце. Влажные голубые глаза, пушистые черные брови, небольшие полные губы.
– Кто ты такая? – прошептала Лина, обращаясь к своему отражению. И кем был он – отец, оставивший ей это лицо и взрывной характер, а потом уехавший невесть куда?! Только он один мог ответить на все ее вопросы. Ее импульсивность, частое недовольство собой, ее раздражительность – все это наверняка унаследовано от него. Должно быть, он тоже такой.
Она припомнила свой вопрос: «Я похожа на него?»
Вспомнила и грустную улыбку матери. «Ты в точности такая же, как он».
И опять Лина позволила воображению унести ее в мир фантазий. Они были очень похожими, она и отец, – так сказала мать. Ее слова были – как подарок. Она была такой же, как отец! Значит, они не просто отец и дочь, значит, они – нечто большее, они гораздо ближе друг другу. Они обязательно подружатся. Отец не будет лгать ей и пилить ее с утра до вечера. Он не будет чуть живой приходить с работы поздно ночью, не станет допытываться, приготовила ли она уроки на завтра.
Лина совсем потеряла счет времени, думая об отце. Во всяком случае, времени прошло очень много: слезы успели совершенно высохнуть, а противная грусть превратилась в злость. Мать не имеет никакого права утаивать от нее правду об отце! Совершенно никакого.
Усталая и подавленная, Лина поднялась на ноги и вышла из-за кустов.
Аптека так и манила ее. Лина собралась было пойти домой, чтобы обо всем подумать как следует, но не смогла...
Ей нужно было как-то встряхнуться, сделать что-то совершенно необычное, поступок, который снова дал бы ей почувствовать свою силу и исключительность. Быстро оглядевшись по сторонам, Лина нацепила свой рюкзачок на плечо и по асфальтированной дорожке, обсаженной азалиями, двинулась к входу в аптеку.
Двойные стеклянные двери с тихим звуком распахнулись, как бы приветствуя ее. Лина оказалась в огромной аптеке, часть зала который занимал супермаркет. Казалось, что ее видно здесь отовсюду. Вызывающе одетую девочку-панка.
Лина ухмыльнулась, отлично понимая, что за ней в магазине наблюдают, чтобы при необходимости полиция знала описание ее примет. Лина двинулась привычным маршрутом. Перво-наперво она купила газету: если посетитель, войдя в магазин, сразу что-нибудь покупает, это притупляет бдительность продавцов и охраны. Она опустила два четвертака в прорезь автомата и получила свежий экземпляр небольшой местной газетенки. Сунув газету под мышку, Лина двинулась по главному проходу, затем свернула в сторону полок с косметикой. Она трогала все, что хоть немного интересовало ее, брала в руки футляры и коробочки, взвешивала их на ладони, внимательно рассматривала.
Она перебрала десятки предметов, и каждый клала обратно на прежнее место.
Наконец она увидела то, что искала: взяла в руки – и сердце ее забилось сильней. От волнения на губах появилась сдержанная улыбка.
Тоненький тюбик в яркой пластиковой упаковке – тушь для ресниц.