От одного взгляда на него Исай впал в замешательство. Он забыл заготовленные в отсутствие брата слова. Как там? «Отец не позволил бы… Был бы жив отец…» Уже у самого дома он остановился и сказал:
– Ты только посмотри на него, Марселен.
Ты чувствуешь? Он же наш.
– Мы станем только счастливее, когда он будет принадлежать другим.
– Может, стоит подождать? Посмотрим…
– Я и так уже слишком долго ждал.
– Завтра ты пойдешь к нотариусу?
– Да, с этим надо кончать.
– А если я не хочу с этим кончать?
Марселен стиснул зубы. На его скулах заиграли желваки. Они вошли в дом, и Исай, как обычно по вечерам, стал готовить ужин.
Глава 4
– Исай! Исай! Иди скорей сюда!
Это был голос браконьера Бардю. Исай, который уже два часа чинил сеновал Мари Лавалу, распрямился, отложил молоток и крикнул: «В чем дело?» Снежный вихрь, прорвавшийся сквозь щели в стене, заглушил ответ. Сгущались сумерки, в глубине сарая стоял полумрак. Работы оставалось немало: надо было законопатить все дыры.
На деревянных гвоздях висели две косы и трое грабель. Исай обошел копну сена, свесился с крутой лестницы и снова крикнул:
«В чем дело?» Потом стал спускаться вниз.
Колени у него дрожали. Сердце вдруг тревожно сжалось. После того разговора с братом он со страхом ждал дурных новостей.
Рано утром, не сказав ни слова, Марселен уехал в город. Может быть, он уже вернулся с нотариусом, с судьей, с полицией. И эти люди, сойдясь все вместе на хуторе, уже продают дом.
– Черт возьми! Неужели это правда?
Он скатился по ступеням и очутился рядом с Мари Лавалу и Бардю. Вид у них был озабоченный. Старый браконьер, морщинистый, обрюзгший человек с заросшим седой щетиной лицом, сокрушенно качал головой.
– Ну, что там у тебя? – спросил Исай.
– Сервоз… Сервоз погиб, – тихо проговорил Бардю.
Мысли Исая были так далеко, что он не сразу понял смысла сказанного.
– Погиб? – машинально повторил он.
– Да… Сегодня утром… При переходе через ледник… Край трещины подломился. Снежным потоком его смело в пропасть… Накрыло шестиметровой толщей снега… Когда его откопали, он был уже мертв.
– Матерь Божия! – пролепетала Мари Лавалу. – Какая смерть! И ради чего! Из-за чужого самолета!
Она взглянула на Исая, как бы спрашивая его мнения. Но Исай молчал и не двигался.
– У бедняги остались жена и дети! – снова запричитала Мари Лавалу. – Представляю, что сейчас творится в городе.
Ее покрытое морщинами лицо с круглыми выцветшими глазами дрожало от возмущения. В одной руке она держала нож, в другой – картофелину. Исай, не отрываясь, смотрел на нож, на картофелину и проникался сознанием реальности непоправимой беды. Вот и Сервоз, друг юности, свидетель его лучших лет, сошел с тропы. С уходом этого человека каждый в их краях почувствует себя немного осиротевшим и несчастным.
– Вот уж горе так горе! – пробормотал Бардю.
– Да, Николя Сервоз, – с усилием выговорил Исай, – Николя Сервоз был большой человек. Сколько дорог мы с ним исходили!.. И так нелепо погибнуть!.. Не надо было ему…
Если бы я был рядом, я бы его остановил…
Слова застревали у него в горле.
– Группа возвращается назад, – сказал Бардю. – Они несут тело. Правительство приказало прекратить поиски. Слишком велик риск. Это мне рассказал парнишка Антуанетты. Он только недавно вернулся из города.
– Я бы его остановил, – не мог успокоиться Исай. – Он всегда ко мне прислушивался… Поругался бы немного, а потом сказал:
«Твоя правда, Исай». – Вдруг он закричал: Как же он упал? Почему они не удержали его? Они же были в связке.
– Если ты хочешь узнать подробности, иди к Жозефу, – сказал Бардю.
– Да. Перевелись нынче хорошие проводники. Нынешние-то – барышни кисейные.