Она сделала еще шаг вперед, и теперь Рейф мог разглядеть, что, будучи еще красивой, она выглядит усталой. Она была очень хороша и, по всей вероятности, должна была такой оставаться, если, конечно, ей не суждено подцепить оспу или потерять нос из-за дурной болезни, но при взгляде на Кристабель с близкого расстояния становилось ясно, что лицо у нее привлекательное. Именно в нем и заключались сила и власть, распространявшие кругом эту томную чувственность, призыв ко всем мужчинам.
И сейчас ее призыв был обращен к Рейфу.
– Я вас помню, – сказала она хрипловато.
– И прекрасно, – услышал Рейф голос молодого фермера, расположившегося справа от него. – Она никогда не выбирает одного и того же дважды.
– Я так не думаю, – ответил он равнодушно.
– Но я так думаю. Ваш друг – красивый мужчина. Как его звали?
Он послал ей тайное предостережение в своем ответном взгляде.
– Он был графом, – сказала она. – Какую ночь я с ним провела! Ваш друг стоит многих.
Она улыбнулась ему, и глаза ее затянула дымка тумана.
– К такому мужчине можно и вернуться.
– Мы непременно сообщим ему об этом, – вмешалась Имоджин.
Кристабель обратила свой взор на Имоджин, и на этот раз их взгляды встретились.
– Ага! – сказала она любезно. – Что у нас здесь? Маленькая канареечка, да? Вы, моя дорогая, выглядите слишком изящно, чтобы быть обычным товаром.
Рейф судорожно пытался придумать, что бы сказать. Их окружали пятеро мощных и крепких молодчиков. Это были самые дюжие малые, каких он видел вне ринга.
Более того, путь к двери от их угла был заблокирован по меньшей мере пятьюдесятью зрителями. В любую минуту Имоджин могла потерять сознание. Ее оскорбила продажная женщина. Всего-то навсего! А такое едва ли случается с молодыми леди благородного происхождения и нежного воспитания. Особенно с подопечными герцогов!
– А вы выглядите слишком обычной для того, чтобы быть представленной в качестве товара на Варфоломеевской ярмарке, – сказала Имоджин самым сладким голосом. – Но внешность так обманчива, и теперь, когдая вижу вас вблизи, я могу сказать…
Она не докончила фразу. Кристабель прищурилась:
– Я неподходящий товар для Варфоломеевской ярмарки, детка, хотя и сомневаюсь, что вы понимаете значение этого выражения.
– О Боже! Возможно, я имела в виду что-нибудь другое. А, Гейбриел?
Она повернулась к Рейфу, и он с величайшим удивлением понял, что Имоджин получает огромное удовольствие от этой ситуации. Ее глаза сверкали, и даже взлохмаченные, неряшливо торчащие во все стороны кудряшки не придавали ей вида продажной женщины, и ни один человек в здравом уме не принял бы ее за такую. Особенно потому, что глаза ее смеялись. Тут Рейф с удивлением заметил, что и Кристабель тоже смеялась.
– Какая кокетка! – сказала Кристабель с очаровательным французским акцентом. Она повернулась к одному из телохранителей: – А теперь, дорогой, не окажешь ли мне услугу?
И прежде чем Рейф успел сообразить, что происходит, один из дюжих молодцов поднял Кристабель и поставил на бочонок рядом с Имоджин.
Имоджин поперхнулась готовым сорваться с языка словом и выпрямилась, давая Кристабель место возле себя.
Кристабель рассмеялась, глядя сверху на толпу поклонников.
– Ну разве мы не самые хорошенькие леди на несколько миль кругом? – спросила она.
Толпа ответила одобрительным и восхищенным ревом.
Рейф смотрел на Имоджин, прикидывая, когда удобнее всего будет стащить ее с бочонка и вывести из этого злачного места. Он мог бы справиться с этими телохранителями. Если только Кристабель посмеет произнести хоть одно недостойное слово…
– А теперь, моя юная подруга, не созрела ли ты для моего ремесла? – сказала Кристабель.
Разумеется, все присутствующие слышали ее слова.
Рейф выбранился себе под нос. Но Имоджин вовсе не выглядела напуганной.