– Возможно, это заставит ее пересмотреть свои взгляды и отказаться от мысли стать вульгарной вертихвосткой.
– Леди Мейтленд не вертихвостка, – сказал Гейб. Потом добавил: – Мне следовало это знать.
– Ты намекаешь на то, что этот ярлык приклеили твоей матери? – сказал Рейф. – Но я и в мыслях не имел ничего подобного. Совсем недавно наш семейный поверенный повторил твои слова о том, что мой отец был глубоко привязан к твоей матери.
– Я только говорю, что леди Мейтленд обратилась ко мне единственно потому, что хочет перестать оплакивать мужа.
– И потому, что она желает тебя, – сказал Рейф с кривой, вымученной улыбкой.
– Ты же хорошо понимаешь, что нет никакого резона действовать под влиянием одних только скороспелых чувств.
– А я тебя уверяю, что если бы я начал пенять Имоджин на ее поведение, это никак не повлияло бы на ее решимость соблазнить тебя, – сказал Рейф. – Черт возьми!
– Да, – согласился его брат, и в его глазах заплясали смешинки.
– Не смотри на меня так. Я вовсе не чувствую, что мое сердце разбито.
– Оно чуть-чуть затронуто, – сказал Гейб после минутного размышления.
– Даже и этого нет.
– Ты просто одержим собственной застенчивостью и нерешительностью, – сказал Гейб, вдруг осознав, что наслаждается ролью младшего брата. Рейф свирепо сдвинул брови. – Ты должен поехать с ней вместо меня.
– Что?
– Завтра вечером. Наклеишь усы, наденешь плащ, и все.
– Не будь ослом!
– Ты предпочитаешь, чтобы она испытала унижение, потому что я ее отвергнул? Я не хочу ее оттолкнуть, я…
– Ты что? – спросил Рейф свирепо.
– Не интересуюсь ею.
– Чепуха. На свете нет человека, который остался бы равнодушен к Имоджин.
– Я не хочу на ней жениться.
Глаза Рейфа заметно потемнели. Гейб встал.
– Пусть твой экипаж стоит у ворот фруктового сада завтра в девять вечера.
– Я не поеду.
Гейб задержался у двери.
– Если ты не поедешь, – сказал он мягко, – Имоджин будет ждать меня. Думаю, она почувствует себя униженной, если я не явлюсь. А ты, полагаю, сможешь ее утешить.
Рейф только пристально смотрел на него прищуренными и холодными глазами. Он вспоминал ветхозаветную историю о Каине и Авеле и думал о том, какой смысл в ней заключен.
– О! – сказал Гейб, и рука его скользнула в карман. – Я забыл это.
Длинные черные усы пролетели по воздуху и приземлились на постели Рейфа, как пустая мышиная шкурка.
– Только на случай, если ты решишь избавить свою подопечную от унижения. В девять вечера у ворот фруктового сада. Ты отвезешь ее в Силчестер послушать певицу из Лондона. Кажется, ее зовут Кристабель.
– Кристабель? – повторил Рейф. – Ты уверен?
Гейб пожал плечами:
– Я видел какую-то афишу, прибитую к дереву. У этой женщины, похоже, голос, как у драной кошки.
– Ты профессор теологии и обещал моей подопечной отвезти ее на концерт Кристабель?
– Имоджин не дитя, – сказал Гейб, открывая дверь. – Если ты позволишь себе увидеть в ней женщину, а не ребенка, способного возиться лишь с игрушками, она и в самом деле может тебя удивить.
Дверь за ним бесшумно затворилась.
Глава 18
О беседе на интеллектуальные темы
Джиллиан Питен-Адамс сидела в библиотеке уже два часа, старательно копируя тексты ролей из пьесы «Модник, или Сэр Форлинг Флаттер». В настоящий момент она переписывала роль миссис Ловейт, чтобы отправить ее мисс Лоретте Хоз. Пока Джиллиан писала, она старалась запомнить роль. Распорядитель сцены в театральном действе должен знать все роли лучше, чем кто-либо другой.
– Я знаю, что он дьявол, – бормотала Джиллиан.