Если я думал иначе, то, должно быть, у меня развивается старческое слабоумие.
Губы Мэттью шевельнулись, но он сдержался.
— Однако в этом случае проблема остается, — продолжал маркиз.
— Какая проблема? — удивилась Джессика.
— Дорогая, я знаю, как ты счастлива в Белморе. Могу заверить, что и я счастлив в твоем обществе. Увы, так не может продолжаться вечно. Время бежит неумолимо, и мой земной срок истекает…
— Прошу, не говорите так!
Меньше всего ей хотелось выказывать чувство привязанности к маркизу в присутствии его сына, который, разумеется, счел бы это спектаклем, но девушка любила папу Реджи, и мысль о его возможной смерти всегда вызывала у нее глубокую тоску.
— Запрещаю вам даже упоминать об этом!
— Дорогая, я уже стар и к тому же болен. — Маркиз ласково потрепал по нежной ручке, так неистово стискивавшей его руку. — Зато ты молода, полна сил, жизнь бьет в тебе через край. Ты сможешь осчастливить мужчину и подаришь ему много здоровых детей.
Джессика промолчала, украдкой проглотив вдруг возникший в горле комок. Иметь семью, детей было ее заветной мечтой. Она любила всех детей без исключения, но ничто не могло так порадовать ее, как свое собственное дитя.
— К чему я веду? — между тем говорил маркиз. — Раз уж Мэттью не устраивает тебя в качестве супруга, придется поискать того, кто устроит.
— Что?! — воскликнула Джессика, вскочив с места.
— Поверь, это будет совсем не трудно. Женщина твоих достоинств, такая красавица… Не пройдет и пары дней, как лучшие женихи Лондона будут искать твоей руки.
— Лондона? — эхом повторил граф, поспешно проходя в комнату. — Отец, ты шутишь?
— Я никогда еще не был так серьезен. Я дам за Джессикой великолепное приданое. Как только она будет введена в высший свет, ей останется только выбирать.
— Но… но я не могу ехать в Лондон, папа Реджи!
— Интересно знать почему?
— Потому что… потому что… мои ученики! Что же, я брошу их в разгар учебы? Я просто обязана…
— Это вполне разрешимо. На время твоего отсутствия я подыщу им учителя.
— Милорд, я… я все же решительно не могу ехать в Лондон! — Джессика до боли прикусила губу, борясь с дрожью во всем теле.
— А я по-прежнему не вижу причин для этого.
— Вы должны понять, милорд! — Девушка выпрямилась и напряглась в отчаянной попытке подавить растущую панику. — Что, если кто-нибудь раскроет правду? Если выяснится, кто я на самом деле? — Она часто заморгала, чтобы смигнуть навернувшиеся на глаза слезы. — Я не могу допустить этого. Если правда откроется, имя Белморов будет навеки запятнано. Я не могу позволить вам рисковать…
— Должен напомнить, дорогая, — перебил маркиз с неожиданной резкостью, — что в моменты серьезных решений ты теряешь право голоса. В глазах закона я твой опекун. До определенного возраста я один могу решать, как тебе поступать, а как нет. Порой тебе позволяется своевольничать, но в данном случае ты подчинишься мне беспрекословно!
Джессика широко раскрыла глаза и даже приоткрыла рот. Она могла перечесть по пальцам одной руки случаи, когда маркиз говорил с ней таким тоном. Если это случалось, она каждый раз думала: вот откуда у Мэттью такая суровость.
— Хорошо, папа Реджи, — кротко ответила девушка и опустилась на свой стул.
— В данном случае, отец, она совершенно права, — громко вмешался Мэттью, заставив ее вздрогнуть. — Неужели ты всерьез думаешь, что сможешь ввести Джессику в высшее общество?
Маркиз вскинул голову, тряхнув львиной гривой белоснежных волос. Лицо его приобрело столь же грозное выражение, как недавно — лицо сына.
— Похоже, дорогой, ты смотришь на нее — и не видишь. Присмотрись же хорошенько! Или ты попросту слеп?
На скулах сына заиграли желваки.