Ему казалось, что это уважительное восточное обращение льстит Сардику, заставляет вспомнить о солнечной и хлопковой, давно отколовшейся от метрополии родине. Напрасный труд: этнический узбек Сардик ни разу в жизни не выезжал за пределы России. Он родился в безводной Калмыкии, там же похоронил родителей, и уже потом, продав двухкомнатную квартиру в Элисте, купил комнату в Пскове. А от Пскова до Питера рукой подать. В Питере Сардик нашел то, что всегда искал, – Большую Воду. Вода (реки, каналы, и Залив, и находившееся за Заливом море) – она никуда не уйдет от Питера, никуда не денется. Здесь ее место. А следовательно, и его – Сардика – место.
Сардик рассказывал Женьке историю про Элисту, Псков, Питер и Большую Воду тысячу раз. Но Женька помнил только то, что Сардик – узбек. А Сардик не узбек, и даже не россиянин, и даже не космополит. Он – питерский человек.
– …Новый жилец? – спросил Сардик для проформы. – А кто он такой?
Парень с секретом, – туманно намекнул Женька. – Секрет закрывается на ключ, а ключ потерян. Че, заинтриговал? Сардик задумчиво потер подбородок, после чего Женька хлопнул его по плечу и рассмеялся:
– Да ладно, не напрягайся! Нормальный кент, и места много не займет, не то что я! И он того…
– Чего?
– Ну, как и ты… Ака. Или джан. Или задэ. Или батор… Или как там еще бывает? Ата, – машинально подсказал Сардик.
– Во, точно! Словом, восточный мужик. Безвредный; мухи не обидит. И присматривай за ним, подружись, если получится, – у него здесь никого нету…
***
…«Восточный мужик» Гаро появился сразу после отъезда Женьки. Сардик даже не успел перенести все холсты, краски и подрамники на законные тридцать пять метров, когда раздался звонок в дверь. Такой долгий, что казалось: человек, нажал на кнопку и забыл снять палец, глубоко задумавшись о чем-то своем. Или отвлекшись на какое-то экстраординарное событие в подъезде.
Никаких экстраординарных событий в подъезде со времен заселения сюда Сардика не случалось.
Открыв, он обнаружил за дверью молодого парня лет двадцати трех-двадцати пяти (самому Сардику не так давно исполнилось 28). Смуглого, жестковолосого, с ленивыми и какими-то сонными глазами. Сардик потом часто думал, что первое впечатление о Гаро было самым верным: он спал наяву. Вот и тогда он невидящим взглядом смотрел на звонок, который звонил сам собой.
Кнопка запала, решил Сардик. Но кнопка не запала, и не была утоплена, и выглядела такой же, как всегда, а звонок все звонил и звонил.
– Ты Сардор, – сказал Гаро, не обращая внимания на непрекращающийся резкий звук.
– Ты что сделал с кнопкой?
– Ничего. Нажал один раз и больше не трогал. Я Гаро.
– Да понял я, понял. Проходи.
Звонок удалось усмирить, только прибегнув к хирургическому вмешательству: поднявшись на стремянку, Сардик вырвал провода. И – сверху – продолжил осмотр нового жильца. Гаро был невысоким, ладно скроенным и бедно одетым: пуховик, вязаная шапка-«пидорка», голубая рубашка из хлопка, фланелевые штаны и вьетнамские матерчатые тапочки, надетые на две пары толстых носков из козьего пуха. Тапочки стоили рублей пятьдесят, не больше. В руках Гаро держал обшарпанный фибровый чемоданчик, и видно было, что он совсем не тяжел.
Обольщаться насчет вещей не стоило – все они начинали с малого: и Женька, и Мчедлидзе, и Иван Бабкин, и байкер Леопольдыч.
– Не мерзнешь в тапочках? Зимы здесь будь здоров. Может, имеет смысл валенки купить?
– Про зимы здесь все знаю, но не мерзну почему-то. Так что валенки покупать смысла нет.
Исчерпывающий ответ, ничего не скажешь.
– Поможешь перенести картины? – спросил Сардик.
– Ага, – ответил Гаро, но так и остался стоять на месте.