Все звуки были словно окутаны шерстью, и птица, вспорхнувшая с куста, так медленно двигала крыльями, что, казалось, вот-вот упадет.
Вениамину пришлось открыть рот, чтобы выпустить из себя невыносимую тишину.
И вдруг рядом оказалась Дина. В его комнате, босиком, в одной рубахе. Он попытался удержать ее ноги, чтобы она не подходила к нему. Потому что вокруг нее все еще витал крик русского. И вместе с тем ему хотелось, чтобы она обняла его. Она была одновременно и сеном, и водорослями. И высоким деревом с черной листвой. Очень высоким. Но он должен был залезть на это дерево. Ветки были гладкие. В стволе что-то стучало. Словно там была заперта птица. Тук-тук.
Вениамин забрался как можно выше. Дерево раскачивалось из стороны в сторону.
В коре там оказался и Андерс. В халате. Его глаза оплели Вениамина. Он был не похож сам на себя. Руки Андерса превратились в летящих ворон, хватавших ветки и листья. Ветки трещали и ломались. Андерс падал и снова лез на дерево. Падал и лез. Вениамин понял, что это дерево не для Андерса.
Наконец он оторвал взгляд от занавесок и заплакал.
— Что тебя так напугало? — спросил Андерс.
— Русский! Он стал царем! Он лежит там, кричит и спрашивает.
— О чем спрашивает?
Опасность была близка. Андерс провалился сквозь пол. Наверное, он расшибся насмерть. Неужели Дина не понимает, что ей следует поднять его? Ведь он не знал, что об этом нельзя спрашивать!
— Дина все знает! Она знает даже русский!
Боже, как изменилось ее лицо! Испуганное и как будто плоское. Оно просто исчезло. Она сейчас уйдет! Уедет! Возьмет с собой картонку для шляп и поедет на лодке к пароходу. Самое страшное уже случилось!
Но Дина не ушла. И позволила Андерсу остаться с ними.
* * *
Однажды Дина пришла в конюшню к Фоме и распорядилась, чтобы он унес оттуда и где-нибудь запер ружье и порох. Фома пожал плечами и обещал сделать, как она велит. Но поинтересовался, зачем ей это понадобилось. Узнав, что все дело в Вениамине, он не удержался от замечания:
— Парень растет, ему надо привыкать к таким вещам, даже если русский и застрелился.
— Сделай так, как я велела!
— Мы не сможем всю жизнь оберегать его от ружей. Все-таки он мужчина.
— Я тебе сказала, что делать.
Фома долго смотрел на нее. В руках он держал охапку сена для лошадей, его окружал аромат первобытного жаркого лета.
— А что говорит об этом Андерс?
— Андерсу ружье ни к чему.
— Да, этот человек на охоту не ходит. — В голосе Фомы звучало презрение.
— Тебя не касается, что делает Андерс! Сейчас меня тревожит Вениамин.
— Я всегда заботился о Вениамине. Или ты забыла?
— Спасибо за твою заботу, Фома!
— Иначе и быть не могло! Я думал, мы оба с самого начала делали для него все, что могли.
— Фома!
— Ты боишься, что я скажу об этом Андерсу?
Дина собралась было уйти, но теперь замерла на месте. Потом подняла руку и обернулась к Фоме так резко, что он подумал: сейчас она ударит.
— И что же ты скажешь ему, Фома? — Она подошла к нему так близко, что он ощутил на лице ее дыхание.
Он не ответил ей, но и не шелохнулся.
— Ты стоишь на сене, — заметил он наконец.
— И что же ты скажешь Андерсу? — повторила Дина.
— Что Вениамин мой сын!
Дина прикрыла глаза. Когда она снова открыла их, она была спокойна.
— И ты думаешь, тебе удастся дожить до старости в усадьбе Андерса после того, как ты сообщишь ему эту новость?
— Нет, — коротко бросил он.
— В таком случае подумай о своих детях и о том, будут ли они счастливы с отцом, который мотается с места на место и сплетничает. Вениамину ты не нужен.
— А раньше был нужен! Мы со Стине…
— За то, что было раньше, спасибо! Но это еще не причина, чтобы ты теперь начал мстить. Разве тебе плохо живется? По-моему, ты живешь как граф — с кафельной печью и хрустальной люстрой.