- Оскорбление смыто, - сказал Андерс. - Но завтраяоскорблютебя, тогда мы сможем продолжить.
Сикстен одобрительно кивнул:
- Это означает войну Алой и Белой розы!
Сикстен и Андерс окрестили свои команды, следуя высокомуобразцуиз истории Англии.
- Да, - торжественно возгласил Андерс, -начинаетсявойнаБелойи Алой розы, и смерть поглотит тысячи тысяч душ и унесет ихвсвоечерное царство.
Эта тирада тоже была взята изистории,иАндерссчитал,чтоона звучит необыкновеннокрасиво,особеннопослебитвы,когданаПрерии спускаются сумерки.
Белые розы - Андерс, Калле и Ева-Лотта-торжественнопожалируки Алым - Сикстену, Бенке и Йонте, - и противники разошлись.
Надо сказать, что, хотя Сикстен и считал себя вправе обозвать Андерса "девчатником", когдатотпрогуливалсясЕвой-Лоттой,онрассматривал Еву-Лотту как вполне достойного противника и представителя Белой розы.
Tрое Белых роз пошли домой. Особенно спешил Калле. Он не находил себе покоя, если хоть на минуту выпускал из поля зрения дядю Эйнара.
"Все равно что поросенка в хозяйстве завести", - подумал Калле.
У Андерса из носа сочилась кровь. Сикстен, правда, грозилсяпоразить его прямо в сердце, но все оказалось не так уж страшно.
- Здорово ты сегодня дрался! - сказала Ева-Лотта восхищенно.
- Да вроденичегосебе,-скромносогласилсяАндерс,глядяна закапанную кровью рубашку. Дома, наверное, влетит занее,такужлучше поскорей... - Завтра встретимся! - крикнул он и помчался домой.
Калле и Ева-Лотта пошли дальше вдвоем, нотутКаллевспомнил,что мама просила его купить вечернюю газету. ОнпопрощалсясЕвой-Лоттойи направился к киоску.
- Газеты все проданы, - сказала дама в киоске. - Спроси вгостинице, у швейцара. Ничего другого не оставалось.
Возле гостиницы стоял полицейский Бьорк. Калле ощутил прилив симпатии к коллеге. Правда, Калле был частный сыщик, ачастныесыщикивсегдана головувышеобыкновенныхполицейских,которыечастенькооказываются удивительно беспомощными, даже при решении простейшихуголовныхпроблем. Но все же он чувствовал, что его и Бьорка что-то связывает. Оба направляли свои усилия на искоренение преступности.
Калле был бы совсем не прочь коеочемпосоветоватьсясБьорком. Конечно, никто не оспаривал, чтоКаллеБлюмквистсовершенновыдающийся криминалист. Но все-таки ему было только тринадцатьлет.Чащевсегоон закрывал глаза на это обстоятельство и, выступаявролисыщика,всегда представлял себя как зрелого мужчину с острым, проницательнымвзглядоми небрежно засунутой в рот трубкой. Благонравные члены общества величают его "господин Блюмквист" и оказывают емувсяческоепочтение,преступныеже элементы, наоборот, боятся его как огня. Но как раз сейчасончувствовал себя всего лишь тринадцатилетним мальчиком исклоненбылпризнать,что Бьорк обладает опытом, которого ему, Калле, не хватает.
- Привет! - сказал полицейский.
- Здорово! - отозвался Калле.
Бьорквнимательновзглянулналегковуюмашину,стоящуювозле гостиницы.
- Стокгольмская, - определил он.
Калле остановился рядом с ним, заложив руки за спину. Tак онистояли долго,непроронивнислова,задумчивоглядянаодинокихвечерних прохожих, пересекающих площадь.
- Дядя Бьорк, - заговорилвдругКалле,-вотеслидумаешь,что человек негодяй, что надо делать?
- Съездить ему разочек, - бодро посоветовал Бьорк.
- Да нет, я хочу сказать - если он совершил какоенибудь преступление.
- Надо его задержать, конечно.
- Нет, а если ты только думаешь, а доказать не можешь? -упорствовал Калле.
- Xодить за ним по пятам и следить! - Бьорк улыбнулся во весь рот.Вот как, хочешь у меня хлеб отбить? - продолжал он дружелюбно.