Гремят пушкиДома Инвалидов,ратуши и
Бастилии. Медленнокатиткоролевскаякарета вдольдороги, понабережной
ТюильриксоборуПарижской Богоматери; всюду-в кафедральном соборе, в
монастырях,вуниверситете- встречаютгостей речами, онипроезжают под
специальновозведенными триумфальнымиарками, мимо леса флагови флажков.
Однакосамымвпечатляющим является выражение чувств народа к дофину иего
супруге. Совсех улиц гигантского города люди стекаютсядесятками, сотнями
тысяч,чтобыполюбоватьсяюнойпарой,ивидэтойнеожиданностоль
восхитительнойивосхищенноймолодой женщины возбуждаетвтолпе сильное
воодушевление. Люди, ликуя, аплодируют, размахивают шляпами, платками; дети,
женщины протискиваются вперед, и, когда МарияАнтуанеттас балкона Тюильри
видитвокругсебянеобозримуютолпувоодушевленныхлюдей,онапочти
пугается: "Мой Бог, какмного народа!" Но маршал Бриссак склоняет перед ней
голову и с истинной французской галантностью отвечает: "Мадам, возможно, Его
высочеству дофинуэто не понравится, но вы видите перед собойдвести тысяч
влюбленных в вас".
ЭтаперваявстречаснародомпроизводитнаМариюАнтуанетту
неизгладимоевпечатление.Несклоннаяпосвоейприродекглубоким
обобщениям, однакоодаренная способностью быстро схватывать, она всегда все
события вокругсебявоспринимаетлишь наоснове непосредственныхличных
впечатлений,на основе чувств и образных представлений. И вот сейчас, когда
ееокружаетогромная толпа,когда вокругнеевздымается необозримый лес
флагов,воздухсотрясается от многоголосогокрика приветствий, безымянная
живая масса теплой волной пенится у ее ног, лишь сейчас впервые начинает она
догадываться о блескеи величии положения, уготованного ейсудьбой. До сих
пор в Версале ееименовали Madame la Dauphine*, но это был всего лишь титул
средитысячдругихтитулови званий, некаявысокаяступень бесконечной
иерархической лестницы дворянских рангов, пустое слово, холодноепонятие. И
только теперь впервые Мария Антуанетта чувствами постигает пламенный смысл и
гордыеобязательства,заключенныев словах"престолонаследница Франции".
Потрясенная,пишет онасвоейматери:"Последнийвторникбылдляменя
праздником, которыйяникогдане забуду:наш въезд в Париж. Намоказали
самые высокие почести, но не этотронуломеня глубже всего,а нежностьи
волнение бедноголюда, который, несмотря нато чтоон обременен налогами,
был счастлив видеть нас.В саду Тюильри собраласьтакаягустая толпа, что
три четверти часа мы не могли двинуться нивперед, ни назад, и нам пришлось
потом еще целых полчаса задержатьсянаоткрытой террасе. Я не всостоянии
описать Вам, дорогая мама,те знакилюбви и радости,которые нам при этом
высказывались. Ипрежде чем отправиться в обратный путь, мыприветствовали
народ, помахав ему на прощание рукой, что доставило ему большую радость.