Так и борется до последнего часаэта набожная и глубокопорядочная женщина
за то, что онаценит превыше всего, -за честь. "Когдавсе мои земли были
определены, я уповала на свои права и на Божью помощь. Однако же в настоящем
случае,когданеправонамоейстороне,аобязательства,правои
справедливостьобернулись противменя,я теряюпокой,более того,меня
гложет беспокойство, мучают укоры сердца, потому что я никогда не обманывала
так когобы то нибыло или себя самое, непривыкла выдавать лицемериеза
искренность.Честьиверанавсегдаутрачены, потеряноименното,что
составляет величайшую ценность и истинную силу настоящей монархии".
Но Фридриха Великого совестливым не назовешь, и он только насмехается у
себя в Берлине: "ИмператрицаЕкатерина и я, мы два старых разбойника, а вот
как будет эта старая ханжа отчитываться перед своим духовником?" Он торопит,
ИосифIIзапугивает,предсказываянеминуемуювойну,еслиАвстрияне
присоединится к Пруссиии России. Наконец, вся в слезах, с разбитым сердцем
ираненойсовестью, императрицаМария Терезиясдается:"Янедостаточно
сильна, чтобы самой вести affaires*, ипоэтому, не без великойскорби, даю
им идти своей дорогой" и подписывает соглашение с замечанием, играющимроль
тылового прикрытия: "Поскольку советуют мудрые и опытные люди". Но в глубине
души она чувствует себя соучастницейпреступления и дрожит в ожиданиитого
дня, когдасекретный трактат иегоследствиястанутизвестны миру.Что
скажет Франция? Равнодушноли стерпит это разбойничье нападение наПольшу,
принимая во вниманиеальянс,или предъявит притязания на своюдолю,хотя
самаимператрица ине считаетраздел Польши законным (ведь вычеркивает же
МарияТерезиясобственноручно из оккупационного декретаслово "законно").
Все зависит лишь от настроения Людовика XV.
Разве мало этих беспокойств, волнений,жгучего конфликтассовестью,
так нет, как снег на голову сваливается еще и тревожное письмо Мерси: король
рассерженнаМариюАнтуанетту,онясновысказалпосланникусвое
недовольство, и происходит это именно тогда, когдав Вене так искусно водят
за нос глуповатого посланникаВерсаля принца Рогана. За непрерывной чередой
празднеств, увеселительных поездок, охот он не замечает возни вокруг Польши.
Теперь же из-за того, чтоМарияАнтуанеттане желаетговорить с Дюбарри,
раздел Польши может повести к серьезным последствиям, возможно даже к войне.
Мария Терезияужасается. Нет, еслиуж она,пятидесятишестилетняя женщина,
должна былапринестигосударственным интересамстоль болезненную жертву -
совесть, тоее собственному ребенку, шестнадцатилетней девочке,не следует
быть большим католиком, чем сампапа,быть болеенравственной,нежели ее
мать.Итак,пишетсяписьмоболее энергичное,чемпрежние, чтобыраз и
навсегда сломитьупрямство девочки.Конечно, нислова оПольше, ничего о
государственныхинтересах,вседело (это,должнобыть, недешеводалось
старойимператрице)умышленноумаляется:"Божемой, чегоробеть,чего
бояться, отчего бы не обратиться к королю, к человеку, который заменяет тебе
отца! Или к тем его близким, с которыми тебе советуют обменяться парой слов!
Что тут страшного - поздороваться с кем-то!Стоит ли так гримасничать из-за
одногослова онарядах, окаком-нибудь пустяке? Ты даласебязакабалить
настолько, что, по-видимому, ни разум, ни чувстводолга даже не в состоянии
тебяпереубедить.