- Нет, мой друг, - покачала головой Мелиан. - Проклятие Севера — так это называете вы. А на самом деле, слова Намо — не более, чем пророчество. Которое можно преодолеть. Которого можно избежать, если верить, что оно не всесильно. Но Рок — другое дело. Я не могу рассказать тебе, что хотел Эру Илуватар, да и не вправе говорить за него… Однако он не хотел зла этому миру. Поэтому создал Рок — орудие, которое, пусть жестко и больно — приведет Арду к миру. Сейчас — или через много Эпох.
- И вы?.. - нолдо, кажется, начал что-то понимать.
- И я проявила слабость, - смело и бестрепетно кивнула женщина. - А может, силу. Об этом можно будет сказать только тогда, когда все будет позади. О Роке хорошо судить только так же — когда он далеко. Мне предстояло потерять мужа и дочь. Ради того, чтобы кому-то когда-то стало хорошо.
- И вы решили бороться?
- Бороться — громкое слово, - отреклась Мелиан. - Я просто попыталась поступать не так, как все ждут от меня — королевы из Стихий. Я уехала и забрала с собой Лютиэн — единственную, кто, кроме меня, мог… - тут она вдруг сощурилась, как будто с улыбкой, - кто мог помешать мешать Року. Я не знала, к чему это приведет — ведь это не мое будущее. Но точно знаю, что твой лорд не должен был здесь появиться. А значит, все уже пошло не так.
- А как? - упрямо вопросил Эстемирэ, окончательно запутавшись. - И что будет с ним?
- Не знаю, - твердо ответила Мелиан. - И не хочу узнавать. Я не буду смотреть в Источник. И дочери не дозволю. И уж тем более мужу. Может, я совершила великое благо. Может, ужасную ошибку, о которой буду жалеть потом вечность. Но больше я будущего знать не хочу. И тебе не советую.
- Хорошо, - нолдо почувствовал, что начинает сердиться. - Вы не знаете, что будет с Белериандом, Дориатом и с вами. Вы не знаете, что будет с моим лордом. Но вы можете мне сказать, что с ним сейчас?!
- Нельзя было касаться воды, - жестко произнесла Мелиан. - Я это знала. Галадриэль — не знала, но опасалась. А твой лорд, очевидно, ничего не боится. И он… слишком хорошо чувствует Эа. Он ушел туда, в то время или место, что показал ему Источник. Но он может вернуться, потому что, как я уже говорила, эта связь всегда двойная.
- Но если он не знал здесь, - сообразил Эстемирэ, - то он и там не знает! Не знает, как, не знает… Королева Мелиан, что мне делать? Как позвать? Как сделать так, чтобы он понял, что здесь его ждут?!
- Я не знаю, - вновь покачала головой королева. - Это его видение будущего, и лишь он мог знать, что может призвать его обратно. Какие воспоминания, какие незавершенные дела… Была бы у него жена, она бы, возможно, знала.
- Может, смогут его братья?
- Эстемирэ, - мягко произнесла Мелиан. - Не зря эльдар зовут брак сплетением душ. Родственная душа всегда знает, что чувствует и что… Остальные могут лишь догадываться.
Эстемирэ не мог понять, благодарен он этой майэ или же ненавидит ее, но Макалаурэ бы точно не был бы в восторге, если бы его советник проявил грубость к тому, кто как мог, стремился помочь. И нолдо чуть поклонился:
- Я благодарю вас, королева. Дозвольте мне остаться с моим другом, что бы ни происходило во дворце.
Мелиан поднялась, и в голосе ее, кроме печали, зазвучала и вина, и жалость:
- Я вовсе не прогоняю тебя. Ты вместо моей дочери и мужа взял на себя роль орудия Рока. Я представляю, какая это боль… Я не хотела. Простить меня ты не сможешь, но я сделаю все, чтобы тебе стало лучше. Желаешь остаться — оставайся. Даже если начнется война. Даже если Менегрот будет разорен. Я больше не вмешаюсь.
Эстемирэ сидел у кровати совершенно разбитый и огорошенный. Все, что сказала майэ, было логично и правильно… Сердца коснулась скорбь, а души — горечь. Нолдо облизнул губы и почувствовал соль. И не заметил, что плачет…
- Макалаурэ… Кано, - он позвал безнадежно, но от души. - Я не знаю, где ты сейчас, что там с тобой… Но я тебя жду. И твои братья ждут. Я не знаю, что сказать тебе, когда ты так далеко… Но когда-то так же далеко оказался Аман — и мы были с тобой. Когда-то ты учил меня петь. Ты поверял мне те песни, которых, наверное, больше не слышал никто. Ты ни с кем не сплетал души, но в песнях поверял мне свою. И, наверное, я знаю тебя лучше… в чем-то — точно!.. чем твои братья. Я хочу сказать тебе, что я помню звезды над Эндорэ. Те самые, которые ты мне показал после Затмения Валинора с борта корабля.
Воспоминания коснулись сердца с настоящей болью, и Эстемирэ невольно сильнее сжал в ладони руку друга. И вдруг почувствовал слабое, но отчетливое касание в ответ.
***
Макалаурэ выбрался из дома с гитарой, которую ему оставил Вася, и наигрывал, но не знакомую песню, а импровизировал. Мелодия еще не оформилась, но уже временами звучала пронзительно. Нечто подобное он наигрывал почти весь день, но тогда шел дождь, а на воздухе Маглору всегда творилось лучше. Поэтому, едва надоедливая морось прекратилась, менестрель выбрался на улицу и уселся на ступенях крыльца.
Инструмент уже был ему знаком и привычен, думать о гармонии не приходилось, но Макалаурэ и сам бы не мог сказать, о чем он сейчас думает.
Пара дней — выходных, как называл их адан — прошли как в тумане. Вася вытащил его в лавку, где продавали еду, а потом они вдвоем готовили ужин — частично на крохотной печке-«плитке», частично — над открытым огнем. Еще адан показывал ему сложное механическое устройство под названием «мобильный телефон». Вася хмурился и ругался, потому что не мог продемонстрировать всех возможностей диковинного механизма — чего-то прибору не хватало, потому что домик находился в отдалении от города. Но Маглору, в отличие от аппарата, всего хватало за глаза; он даже не пытался вдумываться в сложные описания.
Еще Вася показал ему несколько приемов на гитаре, и Макалаурэ вполне овладел тем, что Вася называл «гроулом». Не очень понимал, зачем ему нужно такое умение, но смутно подумал, что от такого звука орки разбегаться будут.
А еще Маглор много говорил с аданом. Точнее, много слушал. Вася охотно рассказывал ему о своем мире, порой не понимая, насколько абсурдно или, наоборот, восхитительно звучат его слова. Палантиры, передающие события, в каждом доме; всеобщая грамотность; изумительной тонкости науки; информационные войны… Нолдо слушал и улыбался.
В этом мире не было жестокости ради жестокости. В этом мире не было Моринготто.
Зато никуда не девались прекрасные чувства, которые, по словам Артанис, были безнадежно утрачены.
Дождь снова начал накрапывать, и Маглор, верный слову, тотчас унес гитару в дом, чтобы не подвергать инструмент влаге. Однако сидеть в темном — он предпочитал не зажигать ярких ламп — доме ему показалось неуместным. Вечер был поистине чудесным. Таким, какие так любил Макалаурэ. Таким, какие и были ему нужны, чтобы творить.
Песня, что он пытался наиграть, еще не оформилась, и сейчас менестреля тянуло туда, где вдохновение — к воде. Он поспешно закрыл дверь — не на ключ. По словам Васи, в деревне по зимнему времени не оставалось никого, все перебирались в город…
Он направился к заливу. Еще прошлым вечером, за бутылкой скверного вина, звезды над заливом показались Макалаурэ пленительными. Нолдо сам усмехнулся своим мыслям. В любую Эпоху, даже там, где нет квэнди, его, эльда, тянуло к свету творений Варды.
Макалаурэ пробрался знакомой уже тропинкой к поблескивающей глади воды и остановился, зачарованно глядя в темные глубины. Где-то на другой стороне, чуть вбок, блестели яркие огни во много свечей. Адан говорил, что там начинается город…
Макалаурэ глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Город прекрасен, деревня — тоже, но эльдар в этом мире места нет. Нолдо был уверен в том, кого бы уже мог назвать другом — тот бы не обманул, научил бы всему… Но это мир людей, эльдар тут не место.
Маглор почувствовал, что мелодия начала сплетаться в самой душе; еще чуть-чуть — и он услышал бы ее в своем сердце, и оставалось бы только записать… Он смотрел на незнакомые звезды и чувствовал, что в груди замирает. Но перевел взгляд на залив — и сердце на мгновение словно остановилось. Звезды отражались на водной глади, но вовсе не те, что горели в небе. В воде отражались знакомые и родные звезды Арды. Как те самые, которые он видел уже… с борта корабля, плывущего в Эндорэ.