Наибольшее влияние эллинизм оказал на соседнюю Италию, где он принял формы раннего просветительства, развивая философию и культуру древних греков. Кирилл хорошо знал римских поэтов, драматургов и историков, ибо Византия была наследницей и Афин, и Рима. Среди известных ему авторов был древнеримский поэт Публий Сир, живший незадолго до Рождества Христова. Еще при жизни прославился он своими афоризмами, многие из которых посвящены были уму и глупости. Сир говорил: «Чужим пороком мудрый исправляет свой»; «Кто глуп и понял это, тот уже не глуп»; «Молчание для глупца – замена мудрости». Кирилл был не только ученым, но и миссионером-проповедником, и потому он не оставил в стороне сочинения великого оратора, гражданина Древнего Рима Марка Тулия Цицерона (106–43 гг. до Рождества Христова), не лишенного и высокого практицизма и говорившего: «Недостаточно обладать мудростью, нужно уметь пользоваться ею». А коли так, то, стало быть, мудрецу несвойственно делать то, о чем ему пришлось бы жалеть. «Однако, – утверждал Цицерон, – нет пользы мудрецу в мудрости, если он сам себе не может помочь». Кирилл, как мы уже знаем, прежде всего был просвещеннейшим богословом, но, отыскивая ключи к сердцам вчерашних язычников, он не чурался и произведений тех, кого христиане считали идолопоклонниками, в чем мы тоже неоднократно убеждались. Среди них был и Децим Юлий Ювенал, римский поэт-сатирик, родившийся через тридцать лет после Вознесения Христа, но все-таки оставшийся язычником. Однако Ювенал не был обойден благодатью мудрости и говорил, что мудрость не скажет того, что противно природе. Это было истиной, а Кирилл всегда следовал истине, из чьих бы уст она ни исходила.
А баснописец Федр – современник Христа, живший в 17–70 гг. новой эры, и тоже, как и Ювенал, язычник, – почитал ум выше храбрости, хотя в то время отвага и неустрашимость стояли на первом месте среди мужских достоинств.
Такая точка зрения была близка Кириллу. Да и Мефодий думал так же, иначе зачем бы он в зрелом возрасте оставил меч военачальника и взял в руки посох проповедника-пилигрима и миротворца? Но, конечно, превыше древних эллинов и во многом унаследовавших их мудрость язычников-римлян почитал Кирилл премудрость Божию, рассыпанную словесным золотом не только в Священном Писании – Библии, не только в Новом Завете, но и во многих трудах ветхозаветных пророков и мудрецов, в богослужебных книгах. «Кто внимает обличениям, тот благоразумен», – говорил царь Соломон. А в Талмуде утверждалось: «Кто мудр? – Научающийся чему-нибудь у всех и каждого». И Кирилл следовал этому завету, учась и у Конфуция, и у царя Соломона, хотя книга Соломона «Премудрости» не считалась у христиан канонической.
Однако же учил он славян прежде всего премудрости Божией, черпая ее из послания апостола Павла к жителям города Коринфа – коринфянам. А следует сказать, что апостол Павел оказался очень близок душе и сердцу солунских братьев, ибо они являлись гражданами города, который, как мы уже знаем, исстари был нерушимым оплотом христианской веры. О премудрости Божией писал Павел в первом послании к коринфянам. И говорил апостол: «Где мудрец, где книжник? Где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих».
Кирилла не смущало то, что даже проповедь объявлялась юродством, ибо по сравнению с премудростью Божией и проповедь была ничтожна. Подлинная же премудрость представляет собою благодать, каковую Бог дарует смертному человеку в истинном разумении.
Впрочем, довольно.