— Поверь мне, ты будешь чувствовать себя совершенно иначе, когда наконец выйдешь из этого захолустного монастыря.
— Вряд ли. А можно я возьму сигарету?
— Нет. Мужчины, детка, — это замечательно. Хорошие мужчины, конечно. Властные, сильные. Мужчины, что-то представляющие собой. Когда идешь под руку с таким мужчиной в ресторан, на тебя все смотрят. Ты ловишь обожание во взглядах. Ты понимаешь, что все считают тебя особенной женщиной: ведь ты сумела привлечь к себе такого мужчину.
Флер ощутила неловкость. Это звучало, как если бы… Она потянулась и сорвала пластырь с пальца на ноге.
— Ты вот так себя чувствуешь с Алексеем? И поэтому ты не хочешь с ним разводиться?
Белинда вздохнула, а потом подставила лицо солнцу.
— Деньги, дорогая. Я всегда тебе говорила. Боюсь, я не слишком талантлива и не смогу содержать нас с тобой.
Флер встала. Ей многое хотелось сказать, но она промолчала.
— Пойдем лучше обратно. Пока не слишком жарко, я бы покаталась.
— Эти твои лошади, — Белинда с интересом посмотрела на нее, — монашенкам действительно удалось провести тебя с их помощью?
Флер скорчила гримасу. Несколько лет назад монашенки, воспользовавшись ее любовью к лошадям, обхитрили ее. Они сказали, что если она будет прилично учиться, то днем по субботам ей разрешат кататься на лошади. За три месяца из отстающих она стала второй в классе. Связка розог перекочевала к другой непослушной девочке.
Флер довольно быстро поняла, что молодые люди на пляжах Миконоса ничем не отличаются от мальчишек Шатильон-сюр-Сен.
Она заявила Белинде, что не пойдет на пляж, пока он не опустеет.
Потому что молодые люди раздражают ее и не дают радоваться новой маске для подводного плавания. Ну почему они так по-дурацки себя ведут?
Белинда объяснила ей, что из-за монастырского воспитания она еще совершенно незрелая. Большинство девочек радовалось бы такому вниманию.
Флер пожала плечами: что делать, если ее так воспитывали. Но на ее взгляд, это не она, а молодые люди незрелые.
Белинда посоветовала не обращать на них внимания, потому что они все равно ничего собой не представляют.
Несколько дней они провели в обществе парижской знакомой Белинды, неожиданно появившейся на острове, мадам Филипп Жак Дюверж. Белинда объяснила, что до замужества она была Банни Грубен, знаменитой нью-йоркской моделью начала шестидесятых.
Она работала у Казимир. До сих пор Банни была хороша собой.
Она так пристально рассматривала Флер, что девочка испытывала неловкость под ее изучающим взглядом.
Недели на Миконосе пролетели слишком быстро. Прежде чем Флер это осознала, они уже стояли перед входом в монастырь, обнимаясь и плача. Когда Флер наблюдала, как отъезжает мать, она чувствовала, будто какая-то часть ее самой умерла. За столько лет можно было научиться иначе переносить расставания, но она не научилась. Девочка попыталась взбодриться, напомнив себе, что пошел последний год монастырской жизни, ей предстоит сдать самый важный экзамен, который определит, в какой из французских университетов она сможет поступить. Другое дело, что она не собиралась учиться во Франции. Флер взяла слово с Белинды поговорить с Алексеем насчет учебы в Штатах.
— Он должен быть счастлив отпустить меня, — сказала Флер, — избавиться от меня. Скажи ему, Белинда.
Белинда, казалось, сомневалась в успехе, но Флер была полна оптимизма. Она думала, что отец будет рад, когда их разделит океан. Флер запрещала себе думать о нем, она больше не тешилась детскими фантазиями, что он приедет за ней и заберет домой. Алексей Савагар никогда не станет любящим отцом, с этим надо смириться. Он ненавидит ее, ничего не поделаешь. Поэтому девочка никак не была готова получить письмо от Белинды, которое пришло через несколько недель.