Гектор же, раз ухватясь за корабль, не пускал его, крепко
За украшенье держа кормовое. Кричал он троянцам:
"Дайте огня и крик боевой испустите все вместе!
Зевс дает нам день, – отплату за все! Суждено нам
Взять корабли, против воли богов к нам приплывшие в Трою,
Столько принесшие бед из-за трусости наших старейшин!
Я пред кормами судов собирался сражаться, они же
И самого не пустили меня, и народ удержали.
Если, однако, в те дни нам широко гремящий Кронион
Ум повредил, то сегодня он сам и зовет и ведет нас!"
Так он сказал. И еще свирепей они бросились в битву.
Сыпались частые стрелы в Аякса, не смог устоять он
И, увидавши грозящую смерть, отступил не намного
На кормовую скамью семистопную сзади помоста.
Там он стоял, выжидая, и пикой сражал средь троянцев
Каждого, кто приближался, неся неустанное пламя.
И непрерывно ужасно кричал, ободряя данайцев:
"О дорогие герои данайцы, аресовы слуги!
Будьте мужами, друзья, о неистовой вспомните силе!
Или надеемся мы, что защитники есть у нас сзади
Или стена понадежней, чтобы нас от разгрома избавить?
Города нет возле нас, окруженного крепкой стеною,
Где б защищаться могли мы, имея поддержку в народе.
Мы на равнине троянцев, закованных крепко в доспехи,
К морю ими прижаты, далеко от родины милой.
Наше спасенье в руках, а не в вялой ленивости боя!"
Так он сказал и ударил стремительно острою пикой.
Кто из троян к крутобоким ахейским судам приближался
С ярко пылавшим огнем, на Гектора зов откликаясь,
Каждого он убивал, встречая огромною пикой.
Так он двенадцать мужей рукопашно сразил пред судами.
Песнь шестнадцатая
Патроклия
Так меж собою они за корабль прочнопалубный бились.
Тут явился Патрокл перед пастырем войск Ахиллесом.
Слезы горячие лил он, как ключ черноводный, который
Льет с доступной лишь козам скалы свои темные воды.
Жалость взяла Ахиллеса, как только его он увидел.
Громко к нему со словами крылатыми он обратился:
"Что это так ты заплакан, Патрокл дорогой мой, подобно
Девочке малой, что бегом за матерью следует с плачем,
На руки просится к ней и за платье хватается крепко,
Смотрит в глаза, заливаясь слезами, чтоб на руки взяли.
Так же совсем, как она, проливаешь ты нежные слезы.
Весть ли какую приносишь ты мне иль другим мирмидонцам?
Или, быть может, о Фтии один что-нибудь ты услышал?
Жив, говорят, еще Акторов сын, отец твой Менетий,
Жив посреди мирмидонцев Пелей Эакид, мой родитель.
Смерть их обоих для нас величайшую скорбь принесла бы.
Иль об ахейцах скорбишь ты, которые в это мгновенье
Близ чернобоких судов за неправду свою погибают?
Все расскажи мне, в уме не скрывай, чтобы знали мы оба".
Тяжко вздыхая, ему отвечал так Патрокл конеборец:
"О Ахиллес Пелеид, средь ахейцев храбрейший, прости мне
Слезы мои; одолело ахейцев великое горе!
Наши храбрейшие мужи, какие лишь есть меж ахейцев,
Пред кораблями лежат, кто стрелой, кто копьем пораженный.
Ранен стрелою Тидид Диомед, воеватель могучий,
Ранен копьем Одиссей копьеборец, Атрид Агамемнон,
Ранен стрелою в бедро Еврипил, Евемоном рожденный.
Ходят за ними врачи, в лекарствах искусные многих,
Раны их лечат. А ты, Ахиллес, непреклонен остался.
Пусть никогда я гнева не знаю, какой ты питаешь!
Храбрость без пользы твоя. Кому, хоть бы даже в потомстве,
Будет в ней надобность, раз аргивянам помочь ты не хочешь?
Сердцем жесток ты. Отец тебе был не Пелей конеборец,
Мать – не Фетида богиня. Рожден ты сверкающим морем,
Твердой скалою, – от них у тебя это жесткое сердце.
Если тебя устрашает какое-нибудь предсказанье,
Если ты что чрез владычицу-мать узнал от Кронида,
То отпусти хоть меня и со мною пошли на сраженье
Рать мирмидонцев; может, я светом явлюсь аргивянам.
Дай позволение мне облачиться в доспех твой прекрасный.
Может быть, в битве меня за тебя принимая, троянцы
Бой прекратят, и ахейцев сыны отдохнут хоть немного
От понесенных мучений. В сражениях отдых недолог.
Свежие силы отбросят легко истомленное войско
От кораблей чернобоких и стана назад к Илиону".
Так он, безумец, молил. Увы, не предвидел, что будет
Сам для себя он погибель выпрашивать с черною смертью!
Сильно разгневавшись, молвил ему Ахиллес быстроногий:
"Богорожденный Патрокл, ну, что ты такое сказал мне!
Мало заботит меня предсказанье, какое я знаю,
Не сообщала мне мать ничего о намереньях Зевса.
Но огорченье большое и в сердце, и в дух мне приходит,
Если я вижу, что равный пытается равного грабить,
Хочет добычи лишить потому лишь, что властью он выше!
Горе ужасно мое: сколько уже пострадал я!
Девушку в дар присужденную мне сынами ахейцев,
Ту, что я добыл копьем, крепкостенный разрушивши город,
Вырвал обратно из рук у меня Агамемнон владыка,
Словно какой-нибудь я новосел-чужеземец презренный!
Но, что случилось, – оставим! И не к чему было так долго
Злобою в сердце пылать мне. Я думал сначала не раньше
Гнев прекратить мой упорный, чем крики и ярая битва
Пред кораблями моими и ставкой моей разольются.
Но облеки ж себе плечи доспехом моим знаменитым
И поведи мирмидонцев воинственных наших в сраженье.
Черная туча троянцев кругом корабли обложила
Грозною силой, ахейцы ж, прижатые к самому морю,
Держатся только еще на последнем коротком пространстве,
Аргоса дети. Троянцы обрушились городом целым.
Больше теперь уж не светит вблизи перед дерзкими шлем мой
Ярким налобником. Скоро б они полевые овраги
Трупами в бегстве забили, когда б Агамемнон владыка
Был ко мне справедлив. А теперь они стан окружили!
Уж не свирепствует в мощных руках Диомеда Тидида
Бурная пика его, отвращая беду от ахейцев.
Уж не несутся средь боя призывные крики Атрида
Из головы ненавистной. Лишь Гектора людоубийцы
Голос гремит средь троянцев, и криком они непрерывным
Всю заполняют равнину, в бою побеждая ахейцев.
Все же и так, Патрокл, всей силой ударь на троянцев
И защити корабли от беды, чтоб они не сожгли их
И не лишили бы нас возвращения в землю родную.
Слушай же, с целью какою тебе это все говорю я,
Должен великую ты меж данайцами всеми добыть мне
Славу и честь, чтоб красавицу-девушку мне возвратили.
Вместе же с ней, чтоб подарки блестящие также прислали.
От кораблей же врагов отогнав, возвращайся обратно.
Если бы даже и дал тебе славу Кронид громовержец,
Все же один, без меня, не стремися преследовать дальше
Войнолюбивых троянцев. Меня этим чести лишишь ты.
Гордым охваченный пылом войны и кровавого боя,
Трои сынов истребляй, но полков не веди к Илиону;
Чтобы бессмертный какой-нибудь бог, на Олимпе живущий,
В бой не вмешался; уж очень любимы они Аполлоном.
Спасши суда от троянцев, ко мне возвращайся обратно,
Тем же всем предоставь на равнине сражаться и дальше.
Если бы, Зевс, наш родитель, и вы, Аполлон и Афина, –
Если бы, сколько ни есть их, никто из троян и ахейцев
Смерти избегнуть не смог, и лишь мы, от погибели спасшись, –
Мы бы одни развязали повязки священные Трои!"
Так Ахиллес и Патрокл меж собою вели разговоры.
Стрелы меж тем осыпали Аякса, не мог устоять он;
Одолевала и воля Зевеса его, и удары
Славных троянцев; сияющий шлем под ударами звоном
Страшным звучал у висков; без конца ударялися копья
В бляхи прекрасного шлема. Замлело плечо у Аякса,
Крепко дотоле державшее щит многопестрый. Не в силах
Были троянцы пробить этот щит, как ни сыпали копья.
Тяжко дышал Теламоний. По всем его членам обильный
Пот непрерывно струился. Никак уже не был он в силах
Вольно вздохнуть. Отовсюду вставала беда за бедою.
Ныне скажите мне, Музы, живущие в домах Олимпа, –
Как упал огонь впервые в ахейские судна?
Быстро приблизившись, Гектор по ясенной пике Аякса
Острым огромным ударил мечом и от древка у шейки
Все целиком отрубил острие. Бесполезно обрубком
Вновь взмахнул Аякс Теламоний. Далеко от пики
С шумом упало на землю ее заостренное жало.
Духом своим безупречным познал тут Аякс устрашенный
Дело богов, – что широко гремящий Зевес подсекает
Все решенья Аякса, желая победы троянцам.
Он отступил. И троянцы на быстрое бросили судно
Неутомимый огонь. Неугасное вспыхнуло пламя.
Так пожар корму корабля охватил. Ахиллес тут
В бедра ударил себя и вскричал, обратившись к Патроклу:
"Богорожденный Патрокл, поспеши, боец быстроконный!
Ясно я вижу, огонь на судах занимается наших.
Если возьмут корабли, то ведь мы и уйти-то не сможем!
Вооружайся скорее, а я соберу наше войско".
Начал тотчас же Патрокл облекаться сияющей медью.
Прежде всего по прекрасной поноже на каждую голень
Он наложил, прикрепляя поножу серебряной пряжкой.
Следом за этим и грудь облачил себе крепкой бронею
Сына Пелеева, – пестрой, усыпанной звездами густо.
Сверху набросил на плечи могучие меч среброгвоздный
С медным клинком, а потом – огромнейший щит некрушимый–
Мощную голову шлемом покрыл, сработанным прочно,
С конскою гривою. Грозно над шлемом она волновалась.
Взял и две пики, какие ему по руке приходились,
Только копья одного не взял Эакида. Тяжел был
Крепкий, огромный тот ясень; его никто из ахейцев
Двигать не мог; лишь один Ахиллес без труда потрясал им, –
Ясенем тем пелионским, который с вершин Пелиона
Был принесен для Пелея Хироном на гибель героям.