С исчезновением трупа я лишился единственной ниточки, которая могла бы привести к разгадке – и своего единственного, хотя и незначительного преимущества. Поскольку тревогу никто не поднял, оставалось лишь предположить, что в Джунипере имеется еще одна замаскированная адская тварь или человек-предатель. Очевидно, он отправился выяснять, куда делся сообщник, обнаружил труп и тайком его унес.
Я задумался. С того момента, как я покинул обеденный зал, я не видел ни единого коридора, не заполненного людьми. Ко мне в покои вполне можно пробраться нормальным человеческим способом – нужно просто улучить момент и прошмыгнуть в незапертые двери. Но если бы кто-то попытался протащить по коридорам труп, его бы сразу заметили. Значит, труп удалили каким-то иным способом, скорее всего, магическим. При помощи карт? Очень может быть.
А значит, в дело замешан один из нас… кто-то из моих сводных братьев и сестер.
Но кто именно?
Прикинув, что из этого вытекает, я тщательно запер дверь, проверил все окна (похоже, к ним подобраться нельзя – разве что перелететь с соседнего балкона на мой) и положил меч рядом с кроватью. Я был озадачен, зол и, честно признаться, напуган.
Лишь после всех этих мер предосторожности я разделся и улегся в постель.
И усталость нахлынула на меня, словно океанская волна. Кажется, я заснул еще до того, как голова моя коснулась подушки.
Вежливый стук в дверь или робкое приглашение к завтраку – не то, что способно разбудить меня поутру. Подобно всем солдатам, сплю я точно так же, как ем, дерусь или люблю женщину, то есть самозабвенно и от всей души. Голос трубы, поющей тревогу, или звон мечей – вот единственный способ заставить меня встряхнуться прямо с утра. В противном случае, как это успели усвоить мои подчиненные, меня проще оставить в покое.
А потому не стоит удивляться, что я не услышал ни стука, ни вежливого голоса слуги, зовущего: «Лорд! Лорд Оберон!»
Когда кто-то отдернул шторы и спальню залил яркий солнечный свет, я приоткрыл один глаз, убедился, что это всего лишь Эйбер, перевернулся на другой бок и снова захрапел.
– Оберон! – позвал Эйбер. – Просыпайся, соня!
Я приоткрыл оба глаза и сердито посмотрел на него. Мой братец стоял, уперев руки в боки, и смотрел на меня с изумлением. За спиной у Эйбера, у входа в спальню толпились встревоженные слуги в дворцовых ливреях.
– А мне казалось, что я запер дверь, – пробормотал я.
– Отец хочет видеть тебя. Слуги полчаса пытались тебя добудиться, потом пришли ко мне за помощью.
– А почему они ничего не сказали? Заворчав, я отбросил одеяло и сел. Увидев, что я голый, пара служанок зарделись и выскользнули из спальни. Анари поспешил ко мне. В руках у него был халат; мне показалось, что халат будет мне велик, но оказалось ничего, терпимо. Я набросил халат на плечи.
А потом я заметил, что Эйбер держит в руке карту… и ловко выхватил ее, прежде чем братец сумел возразить.
– Ага! – воскликнул я. На карте, выполненной в той же манере, что и конфискованная мною накануне, была изображена моя прихожая. – Я же знаю, что я все-таки запирал дверь!
Эйбер рассмеялся.
– Ну а как, по-твоему, я еще мог сюда войти?
– Ты сказал, что у тебя нет больше карт с моими комнатами!
– Нет! – с усмешкой парировал он. – Такого я не говорил. Я сказал, что у меня нет больше карт с изображением твоей спальни. А на этой – вовсе не спальня, верно?
– Чудная тонкость, – проворчал я. Эйбер, судя по виду, был чрезвычайно доволен собою. Мне не так уж трудно услужить, но вот подобной услуги я не оценил. Да, нужно будет получше охранять свои интересы. – Значит, эту я тоже изымаю. У тебя есть другие карты с изображением моих комнат? Любой из моих комнат?
– Сотни! – гордо заявил Эйбер и постучал себя пальцем по лбу. – Они хранятся вот здесь!
Я фыркнул.
– Тогда проследи, чтобы они там и остались.