Но даже если у нее от любви мозги зашли за разум, Джерри не сомневался в своей способности провалить мероприятие так, чтобы никому не было особенно обидно. Фактически, он с полным осознанием содеянного подарил своему товарищу несбыточную надежду. Жестокий или, напротив, довольно милосердный поступок – в зависимости от того, как вы смотрите на подобные вещи…
Сам Джерри исходил исключительно из соображений целесообразности. Он хорошо относился к Эрику, с которым крепко дружил в детские годы, не хотел его обижать, и уж тем более ссориться – неизвестно ведь, как жизнь сложится, а тот все-таки был бароном, пусть и потенциальным. Но в то же время в планах Джерри относительно собственной жизни (а построение оных было его излюбленным занятием) Элли отводилось определенное место. Нельзя сказать, чтобы совсем уж однозначное, – сама по себе она не вызывала у Джерри сильных эмоций (вообще-то, если б он знал такое слово, то назвал ее непрактичной). Но вот мельник, безусловно, входил в узкий круг деревенской элиты, мужик был богатый, и дочь являлась его единственной наследницей… Так что тут было над чем поразмыслить.
* * *
Но жизнь вовсе не имеет тенденции вести себя так, как мы ожидаем, и вскоре Джерри получил прекрасную возможность на деле ознакомиться с этим постулатом. По возвращении домой его тоже поджидал сюрприз, причем из серии «вроде как разбойников».
По какой-то не вполне понятной причине Джерри не прошел задами ко входу на кухню, а вырулил на центральную деревенскую площадь, к фасаду трактира. День стоял жаркий, широкие двустворчатые двери были распахнуты настежь, и из полутемного чрева заведения доносились голоса. В одном – громком, хриплом и нелюбезном – Джерри без труда узнал своего папахена, другой – тоже низкий, вкрадчивый и чуть свистящий – казался совершенно незнакомым, но как-то сразу увязывался с малоприятной компанией четверых странников, появившихся в Хмари вчера поздно ночью. Все это молодой трактирщик отметил машинально, на подсознательном уровне, но когда он уже готовился сбоку заскочить на невысокое крыльцо, неясные звуки, издаваемые незнакомцем, сложились в слова:
– А где ваш малец, мастер Симпкинс? – услышал Джерри и резко замер, оглядываясь, – площадь, как и положено в такое время, была пустынна.
– Шляется где-то, раздолбай. – От употребленного папахеном определения Джерри поморщился, но куда больше его удивил тон – очень неуверенный, совсем не похожий на обычную манеру мастера Симпкинса.
– Где же?
– Да откуда мне знать? Работы-то сейчас нет никакой, вот и болтается по деревне… А в чем дело-то?
– Мне надо с ним поговорить.
– О чем это? – Пауза. – Не о чем вам с ним разговаривать! – Джерри согласно закивал, потихоньку начиная пятиться, – голоса зазвучали громче, как если бы незнакомец в сопровождении хозяина приближался к выходу на площадь.
– С кем и о чем разговаривать – это мое дело, мастер Симпкинс. Так когда, вы говорите, он вернется?
– Вообще-то обед уже скоро…
– Прекрасно. Тогда попросите его никуда не отлучаться, пока я не приду.
Джерри очень хотелось узнать ответ, но подслушивать дальше становилось слишком опасно, и, промчавшись на цыпочках вдоль стены трактира, он спрятался за угол и осторожно высунул голову.
Незнакомец не заставил себя ждать и действительно выкатился на площадь, уже в одиночестве. «М-да, ну и образина!» – мрачно подумал Джерри, рассматривая высокую, слегка сутулую фигуру, закутанную в черный плащ, с надвинутым на брови капюшоном, – не самый популярный наряд в середине лета.
Повел себя «черный», как мысленно окрестил его Джерри, довольно странно.