Нога подвернулась и он едва успел в падении вытянуть руки, принимая удар на себя, чтобы маг не ударился головой о камни; его жизнь для Трэггану была сейчас чуть ли не дороже собственной.
Игшпрод упал рядом и застонал, поднимаясь на четвереньки.
— Все в порядке? — тревожно спросил Трэггану, доставая из ножен меч.
Он не знал, насколько повреждена нога, но сдаваться просто-так не собирался.
— Да, — простонал маг. — Я могу идти.
Трэггану встал на ноги. Болело ушибленное колено, но двигаться без посторонней помощи он мог.
— Басену, Тинр, помогите светлому магу! — распорядился Трэггану.
Чудовище ревело не переставая. Не ревело даже, скорее пищало, но назвать писком столь грозный звук… Трэггану, прикрывая бойцов, ведущих к тропе изможденного мага, пятился, не отводя взгляда от монстра, стараясь огибать валуны покрупнее и не споткнуться о более мелкие.
Злой был уже совсем близко. Один из бойцов подбежал к Трэггану, чтобы вдвоем дразнить монстра, чтобы тот не знал на кого напасть на первого. Старый прием, испытанный…
Снег, предательский чистый и веселый с виду, хрустнул и Трэггану почувствовал, что почва уходит из под ног. Может, естественное ущелье, может ход, прорытый камнеедом, может еще что… Проклятые пустоши, в Оклумше нельзя терять бдительности ни на мгновенье!
Трэггану успел выпустить из рук меч и вцепиться в какой-то каменный выступ. Поднял голову — до края обрыва не менее двух человеческих ростов. Вниз, судя по падению камешков, куда как больше, может до самого сердца земли…
— Элин! — услышал он возглас воина своей бывшей восьмерки и даже увидел конец брошенной ему волосяной веревки, но тут же что-то огромное наползло на расселину, закрыв небо и осыпав вниз град камней.
До Трэггану донесся — или показалось? — предсмертный крик его бойца.
В то же мгновение один из камней ударил по темени и пальцы разжались.
* * *
Падал он целую вечность и какие-то розовые птицы нечетких очертаний сопровождали его, кружась и издавая странное курлыканье. Он прорывал собой плотные облака и падал, падал, падал…
Наконец он достиг земли и успокоился; лежал и не хотел вставать. Он собирался лежать так всю жизнь.
Но тут подошел мужчина в просторных одеждах и протянул руку.
«Пойдем, сын, я покажу тебе мир,» — сказал он.
Трэггану поднялся, на душе его было удивительно хорошо. От удара левая часть тела отнялась, окаменела и рука рассыпалась в прах, словно глиняная. Но в правой он держал меч.
«Да, — ответил он. — Я иду.»
И он пошел за своим проводником сквозь мрак неведомья. Стены подземелья рухнули перед ними, ослепив Трэггану зеленью деревьев и синевой моря, смешанной с красками жизнеутверждающего рассвета.
«Вот твой мир, — сказал отец. — Иди!»
«А ты?»
«Мне нет дороги в мир живых. Но ты сын, должен отомстить за меня. Помни об этом, каждый день, Вэмбреггану. Пусть в сердце твоем живет только месть, сын мой. Иди!..»
* * *
Трэггану вздрогнул и открыл глаза.
Левая половина тела от неудобной позы затекла и ныла. Он провел рукой по лбу, стряхивая остатки сна.
Перед ним на огромном письменном столе лежал ворох книг, свитков и списков. Толстенная квадратная свеча с восемью фитилями выгорела почти наполовину.
Новый хозяин просторного кабинета отодвинул кресло и встал. Потягиваясь, подошел к окну и разомкнул деревянные створки.
Над Реухалом вставало солнце. Даже не вставало, а лишь начало разгонять мрак ночи и чуть золотить небо. Трудолюбивый город еще спал, что случалось довольно редко — только когда аддаканы отдыхают, а это бывает раз в восемь лет. Аддаканы откроются сегодня в полдень. Следующие восемь дней предстоят насыщенными и тяжелыми — Праздники Димоэта и Семи Богов.
Эх, разве знал третий сын владельного Барэггу, элла Реухал-ди-Кремана, что не мечом, а этикетом придется защищать ему честь предков!
Трэггану подошел к зеркалу, всмотрелся в отражение.