– Лучше уж тогда от места парковки вашей машины, – внесла я необходимые коррективы. – Войдете в здание, тут кстати, охрана…
– Продолжай, – уверенно заявил Борис Иванович.
– Ладно, – пожала я плечами. – Как пройдете здание насквозь, так увидите далеко впереди себя памятник Ломоносову. Вам нужно большое пятиэтажное здание по левую руку от Михайло Васильевича.
Через пару минут собеседник удовлетворился моими пояснениями.
– Это все, что вам нужно во благо здоровья Оксаны Леонидовны и моего спокойствия? – скептически осведомилась я.
– Пока да, – скупо улыбнулся водитель. – Я через пять-десять минут буду. Машину я закрою, выйти сама не пытайся. Посиди спокойно, я скоро вернусь. Ты будешь в полной безопасности.
Пока я переваривала услышанное, Борис Иванович нажал какие-то кнопочки на панели, раздался жизнерадостный щелчок, и я поняла, что открыть дверцу изнутри я не сумею. Это меня задело: что я, маленькая, в самом-то деле? Безобразие! А вдруг мне в кустики захочется? И вообще, как же моя свободная воля?!
Я уже собралась было открыть рот, и ознакомить спутника наличием у себя и свободы, и воли, но обнаружила, что излагать свои права-то и некому. Водитель был уже снаружи. Занимался он чем-то странным. А именно: чертил носком отполированного ботинка неправильный эллипс вокруг машины. Я приникла к стеклу. Как там люди говорят? Нет ничего увлекательнее, чем наблюдать за человеком, увлеченным делом?
Трудился Борис Иванович старательно, раза три обошел джип, проверил замкнутость линии (по крайней мере, я так решила, да и сказки русские народные на ум пришли), щелкнул пальцами, после чего встал напротив моего окна. За чертой. Полыхнул на меня пламенем огнеподобных очей, повернулся спиной, очертил рукой арку вокруг себя, и… исчез. Я захлопнула рот. Оказывается, последнее время я сидела с отвалившейся челюстью.
Глава 2.
Вот уже целых пять минут я озиралась по сторонам. Ничего странного не происходило. Снаружи не долетало ни звука, я сидела практически в полной тишине, и могла слышать лишь звуки собственного ерзанья по сиденью. Радио, понятное дело, молчало, ключа зажигания тоже не было. Дверь на дерганье ручки никак не реагировала. Наконец мне надоело елозить, и я решила подумать. Тем более, что у меня скопилось великое множество вопросов, а к ним, по-прежнему, не было ни одного ответа. Например: что это за непонятные глаза у гражданина Синицына, так, кажется, он себя обозвал? Или: если он может пользоваться, скажем так, телепортом, то какого ляда мы тряслись в джипе по ухабам? Или вот: что это за место и к чему такие меры предосторожности? И что, наконец, за непонятные люди в нездешнем черном, посетившие мою скромную персону аж три раза за одно утро? И…
– Какого черта?!? – непроизвольно вырвалось у меня, заметившей, что я-то, оказывается, уже не одна.
За начерченной водителем чертой находилось нечто, на первый взгляд не поддающееся банальной классификации по семействам, родам и видам. Во-первых, оно было большое. Во-вторых, покрытое чем-то вроде… не то короткой шерсти, не то чешуи. Потом, оно имело длинное туловище с множеством ног.
Мне бы испугаться до тошноты, но чувство запредельного страха, как на грех, покинуло меня. Вероятно, ему стало не по себе. Поэтому мои мозги не отключились полностью, и я, преодолевая всего лишь легкий мандраж, попыталась отождествить существо.
«Многоножка, что ли?», – думалось мне. – «Гладкошерстная?»
Славненькая такая многоножечка двух, а то и трех метров длины. Точнее я определить ее размер не могла, поскольку она постоянно двигалась по неправильному эллипсу вокруг джипа.