Геллер думал о предстоящей встрече, когда подъезжал к Портеласу, когда ночью пробирался на балкон Джарины. Пока девушка торопливо царапала ответ на клочке пергамента, не в меру разыгравшаяся фантазия рисовала ему счастливые картины воссоединения семьи.
«Они будут гордиться мной. Я был самым обычным мальчишкой, а стал приближенным лицом наследника, нашего будущего Императора… Жаль, конечно, что я не смогу взять их в Алларен, но это пока, а там – Квентис обязательно позволит мне забрать их».
Надежно спрятав ответ возлюбленной принца, он отправился в деревню Вороново Гнездо. Был в пути всю ночь, нещадно нахлестывая скакуна, и на рассвете подъехал к памятной изгороди.
Глаза защипало.
Все здесь осталось так же, как было десять лет назад: все те же косматые вороньи гнезда в ветвях старых вязов, те же тощие псы, с заливистым лаем кинувшиеся под ноги коню, тот же покосившийся плетень…
Поморгав, Геллер спешился и, ведя коня под узцы, медленно пошел вперед. Рассвет только занимался, но землепашцы поднимаются рано, с первыми петухами – а потому, пока он шагал по пыльной дороге, по которой в дождь приходилось гулять чуть ли не по колено в жидкой грязи, – на него с нескрываемым любопытством глазели изо всех окон и щелей. Еще бы! Не часто в Вороново Гнездо заезжали служивые люди, и, уж куда реже это были люди в дорогом одеянии, с изукрашенным оружием.
Провожаемый липкими взглядами, Геллер дошел до окраины деревни и остановился. Перевел дыхание. Еще шаг, поворот – и он увидит дом, где родился, и где его не ждут.
Она закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти то, как выглядела их бедная хижина: шаткие потемневшие от сырости стены, тростниковая крыша, маленькое оконце, затянутое бычьим пузырем…
И шагнул вперед.
* * *
– Командор! Командор! Гонец от его Императорского Величества!
Геллер вздрогнул, заморгал. Лица давно ушедших в мир духов людей все еще стояли перед глазами. Отец, мать и маленькая сестренка. Все, что осталось от них – только воспоминания…
Степь заканчивалась. Впереди замаячила темная полоска леса – не Дэйлорон, но преддверие его. Еще два дня пути – и они займут исходную позицию, намеченную на последнем совете в Алларене.
– Давайте его сюда, – пробормотал он, жмурясь на яркое солнце. Отхлебнул теплой, с железным привкусом, воды из фляжки. Сопровождаемые эскортом из писцов, оруженосцев и личной охраны, подскакали оба генерала – Гассет Райк и Клейв Дисотто, с физиономиями кислыми, словно объелись лимонов. Все никак не могли привыкнуть, что Император поставил над ними молокососа.
Гонец едва протиснулся к Геллеру – невысокий, коренастый, бахтерец – покрыт толстым слоем пыли. Упал на одно колено и протянул свиток, перетянутый пунцовой лентой с печатью Императора – поднявшимся на задние лапы песчаным львом с разверстой пастью.
– Мой командор.
На его обветренном, загорелом лице весело блестели ярко-голубые глаза, в пышных усах пряталась лукавая улыбка. И Геллер улыбнулся в ответ. Потому что давным-давно знал этого воина…
Когда боль от потери родных была еще слишком сильной, а рана не зарубцевалась от времени, Геллер возжигал курильницы в храме Хаттара. Часами, как помешанный, стоял и смотрел, как в золотых лучах солнца, прорезавших прохладный мрак, тает легкий, пахучий дым. И думал, что в это время они радуются там, наверху, потому что Геллер помнил о них и кормил их бестелесные души благовониями. Император поначалу возражал было против такого времяпрепровождения – но верховный жрец Хаттара объяснил владыке Империи, что это великое счастье – иметь слугу, столь ревностно служащего Отцу Всеобъемлющему, и Квентис смирился. И вот, когда Геллер стоял и смотрел, как исчезают в сияющей вышине завитки дыма, он вдруг понял, что не один в Храме. Оказалось, что рядом возился с маленькой курильницей какой-то гвардеец, но у него никак не получалось ее толком разжечь. Словно очнувшись от тяжкого сна, Геллер подошел и предложил помощь; они разговорились. Оказалось, что Саэрм – так звали гвардейца – овдовел год назад.
«Тогда почему ты так редко сюда приходишь?» – удивился Геллер.
Саэрм пожал плечами.
«Это всего лишь дым. А моя Канна всегда со мной, в моем сердце».
Это звучало почти как святотатство, особенно в Храме Хаттара. Но Геллер поверил – а Император заполучил обратно свою тень. Саэрм же… Просто остался хорошим приятелем.
Не медля более, Геллер ловко спрыгнул на землю.
– Саэрм! Хаттар Всемогущий, вот уж кого не ожидал здесь увидеть, так это тебя. Поднимись, друг мой.
Лица генералов сморщились еще больше. Куда ж это годится – командор обращается с гонцом, как с приятелем?!!
Поспешно срезав печать, Геллер развернул новенький пергамент, пробежал глазами – и, не говоря ни слова, протянул его генералам. Взлетел в седло и, коротко кивнув гонцу, обронил:
– Поезжай за мной, Саэрм.
И, уже громче, чтобы перекричать гул, ржание и бряцание металла, рявкнул:
– Дайте гонцу свежего коня!
Краем глаза Геллер заметил, как недоуменно крутят пергамент генералы, и не сдержал улыбки: в послании не было ничего, кроме пожелания удачного сражения.
Подвели оседланного жеребца; гонец, крякнув, лихо взлетел в седло – и они двинулись дальше. Отъехав чуть в сторону от обескураженных генералов, зудящей, как мухи, толпы их слуг и прихлебателей, Геллер натянул поводья и обернулся к Саэрму.
– Что приказал передать Император? Теперь ты можешь говорить все, как есть…
– Командор мудр, – сквозь усы улыбнулся Саэрм, – Император на самом деле велел заучить подробности и передать их лично тебе. Этим дутым индюкам, генералам, не следует знать слишком много. А я – поклялся на алтаре Хаттара, что скорее умру, чем выдам тайны Императора.