А я-то думал оградить тебя от горя!… Ну что ж, придется открыть тебе всё. Тогда ты, по крайней мере, пожалеешь бедного Кеаве, тогда ты поймешь, как онлюбил тебя… если не убоялся ада, чтобы сделать тебя своей… и как он, несчастный, осужденный на вечные муки, всё еще тебя любит, если может вызвать на свои уста улыбку, когда видит твое лицо.
И он рассказал ей всё с самого начала.
– И ты сделал это ради меня? –вскричала Кокуа. –О, тогда ничто мне не страшно!
И она обняла его и заплакала у него на груди.
– Ах, дитя, –вздохнул Кеаве, –а в меня мысль о геенне огненной вселяет великий страх.
– Не говори об этом, –сказала она, –не может человек погибнуть только из-за того, что полюбил Кокуа. Клянусь тебе, Кеаве, я спасу тебя или погибну с тобою вместе. О! Ты продал дьяволу душу из любви ко мне, так неужто я не отдам жизнь для твоего спасения?
– Ах, сердце мое, ты можешь сто раз отдать свою жизнь, но что это изменит?! –воскликнул он. –Ты только оставишь меня в одиночестве до того дня, когда наступит расплата.
– Ты ничего не знаешь, –сказала она. –Я образованная девушка, я училась в школе в Гонолулу. И я обещаю, любимый, я спасу тебя. Пусть бутылка стоит сейчас один цент, что с того? Не везде же в ходу американские деньги. В Англии есть монета, которую называют фартинг, она в два раза меньше цента… Ах, горе! –вдруг перебила себя Кокуа. –это вряд ли поможет делу, ведь тот, кто купит бутылку за фартинг, осужден на гибель, и мы не найдем человека, который был бы так же храбр, как мой Кеаве! Но постой –во Франции есть сантимы, их идет пять монет на цент или около того. Да, лучше и придумать нельзя! Поедем на французские острова, Кеаве, на Таити, и как можно скорее. Там у нас будут четыре сантима, три сантима, два сантима, один сантим, –еще три раза бутылка сможет перейти из рук в руки, а вдвоем мы легче уладим эту сделку. Ну, мой Кеаве, поцелуй же меня и оставь все заботы. Кокуа тебя отстоит!
– О божий дар! –воскликнул Кеаве. –Неужели же всемогущий накажет меня за то, что я пожелал назвать своим столь прекрасное и доброе создание! Пусть будет по-твоему: вези меня, куда хочешь, вверяю тебе свою жизнь и спасение.
На следующий день Кокуа спозаранку стала готовиться к отъезду. Она взяла сундук Кеаве,с которымонраньше отправлялся в плаванье, и прежде всего сунула на дно бутылку, а затем уложила лучшие одежды и самые редкостные безделушки.
– Потому что, –сказала она, –надо, чтобы нас считали богатыми, иначе нам не поверят.
Всё время, пока они готовились к отъезду, Кокуа была весела, как птичка, и, только когда бросала взгляд на Кеаве, глаза ее затуманивались слезой и она не могла удержаться, чтобы не подбежать к нему с поцелуем.
А у Кеаве с души свалился камень, и теперь, когда он открыл свою тайну жене и для него проглянул луч надежды, он казался другим человеком: шаг его стал легок, и он дышал полной грудью. Но страх таился рядом, и временами надежда его гасла, как свеча под порывом ветра, и он видел бушующее пламя в багровой бездне преисподней.
Они пустили слух, что отправляются в путешествие по Штатам. Люди подивились этому, но, если бы они знали правду, она показалась бы им еще более странной. Итак, они отплыли на «Чертоге» в Гонолулу, а оттуда вместе с множеством хаоле на «Уматилла» в Сан-Франциско, а в Сан-Франциско сели на почтовую бригантину «Птица тропиков», которая направлялась в Папеэте, главную резиденцию французов на южных островах. Подгоняемые пассатом, они после спокойного плавания прибыли туда в ясный день и увидели рифы, о которые разбивался прибой, и Мотиути под сенью пальм, и шхуну внутри лагуны, и белые домики на низком берегу, и зеленые деревья, а надо всем этим горы и облака Таити, острова мудрости.