– Закатайте рукав.
Я сделал, как он велел. Спенсер чисто обрил участок кожи у меня на руке, набрал что‑то в шприц и ввел мне.
– Что это – какой‑то транквилизатор?
– Не совсем. В принципе, успокаивающий эффект будет, как от транквилизатора. Это средство поможет сгладить шок, впечатление от первого контакта.
– Но я десятки раз вступал в первый контакт.
– Да, но тогда ваши армейские врачи полностью контролировали вашу… как это? Систему кровообращения. Вам вводили лекарства тогда – значит, и сейчас вам нужно ввести его.
Лекарство меня слегка пришибло. Спенсер услышал мой резкий вдох и спросил:
– Listo?
[10].
На меня накатила волна восхищения от новизны чудесных открытий. В чем‑то это было похоже на прозрение слепого, но не совсем – как будто ты полжизни носил, не снимая, очки с очень темными стеклами, причем одно стекло было полностью черным, и вдруг оказалось, что очков больше нет. И мир вокруг сделался изумительно прекрасным, полным насыщенных, ярких красок.
Я мысленно сказал Амелии: «Я боюсь, что ты привыкнешь к этому». – «Это как будто иной способ видения. Иное существование», – ответила она.
Одним всплеском мысленных представлений я поведал ей о ее нынешнем состоянии и о том, как опасно для нее слишком долго оставаться в подключении. Помолчав немного, она ответила – ответила словами. Я передал ее вопросы доктору Спенсеру – выговаривая слова медленно, как робот.
– Если мне удалят имплантат и окажется, что мозг так поврежден, что я не смогу нормально работать, можно ли будет поставить имплантат снова?
– Если кто‑нибудь оплатит операцию – конечно, можно. Но риск при операции увеличится.
– Я заплачу.
– Кто именно?
– Джулиан.
Амелия молчала довольно долго. Потом сказала Спенсеру через меня:
– Тогда я согласна. Но при одном условии. Сперва мы должны заняться любовью – вот так. В подключении.
– Это абсолютно исключено! Каждая секунда в подключении увеличивает риск. Если вы сделаете это, то никогда уже не вернетесь к нормальной жизни.
Я увидел, как Спенсер потянулся к выключателю, и удержал его руку.
– Еще секундочку, – я встал, положил руку на грудь Амелии и поцеловал ее. Последовал мгновенный всплеск вулкана страстей – разделенной радости и наслаждения, и Амелия исчезла – после короткого сухого щелчка переключателя. А в следующее мгновение я целовал уже бесчувственное, безответное тело, и на глаза мне наворачивались слезы.