– Вот по этим местам я и ехала на Хинни, – заметила Леди, – кажется, это было так давно…
Стайл не нашелся, что ответить. Он ехал молча, от всей души желая, чтобы трагедия его двойника не лежала между ними хотя бы в пути.
– Хинни… – задумчиво продолжала Леди. – Как я скучаю по этому благородному животному!
Эта тема была безопаснее, и Стайл откликнулся:
– Кстати, а где она теперь? Десять лет – немалый срок для лошади, все равно что тридцать для человека. Что было потом?
– А, ты ведь не знаешь – сказала Леди мрачно. – Что потом было. Было вот что… Хинни, ожидая детеныша, вернулась в пустынные дикие места, а Юноша занялся своими делами, о которых мы его не расспрашивали, но, думаю, в ту пору он занимался конструированием и строительством Голубого Замка. Я жила с родителями. Белянка, которую мы спасли, была возле меня неотлучно. Иногда забравшись далеко‑далеко в степь, мы вспоминали Хинни и странного мальчика.
Когда я узнала, кто он, мне стало стыдно, что с Адептом я обращалась как с ребенком, и все же я была заинтригована и польщена его сватовством. Чаще всего мне вспоминалось видение, которое предстало передо мной, когда он играл на гармонике. Лицо Леди в лучах голубой луны тревожило меня, и слабый зов этого воспоминания рос и креп.
Позже я узнала, что он ходил к Оракулу узнать, кто будет его женой, и мудрец назвал мое имя. Наверное, в первый и единственный раз Оракул не стал затемнять смысла своих слов, не ограничился туманными намеками, а выразился так, чтобы по‑другому нельзя было интерпретировать его слова. Юноша в голубой одежде ясно знал, где и когда можно найти меня, его будущую жену. И он пришел очень вовремя. В решающий для меня момент, когда я была почти в пасти чудовищного тролля. Он спас мне жизнь, без него я бы нашла свой страшный конец в дремучем лесу. Затем Адепт сделал все, чтобы завоевать мою благосклонность, хотя я по праву принадлежала ему уже с того момента, как он спас меня. А я ведь тогда была всего лишь невежественной крестьянской девочкой.
– Оракулу виднее, – пробормотал Стайл, – наследие твоего господина все еще живет в тебе, и когда оно испарится, бог весть.
Она продолжила так, будто не слышала его слов:
– Эх, ну и глупой же девчонкой я была в то время! Сколько дней прошло, прежде чем я сказала ему в третий раз «ты»!
– Прошу прощения, Леди, я не понял…
Она сделала небрежный жест рукой.
– Ну конечно, ты же прибыл из другой цивилизации! Мне необходимо сделать пояснение. На Фазе, если один человек полюбил другого и хочет дать ему знать об этом, не взяв на себя никаких обязательств, то пропускает само объяснение в любви, а ограничивается трехкратным повторением местоимения «ты», и тот, к кому это местоимение обращено, может поступать, как захочет, не опасаясь в дальнейшем упреков.
– Не понимаю, – сказал Стайл, – всего лишь сказать три раза – ты, ты…
Нейса, поднявшись на дыбы, чуть не стряхнула его с себя, при этом волнистый рог ее сердито затрубил.
– Никогда не употребляй этих слов небрежно или в шутку! – сказала Леди. – В них заключена магическая сила клятвы.
Смутившись, Стайл извинился:
– Мне предстоит еще долго изучать цивилизацию Фазы. Благодарю тебя, Леди, и тебя, Нейса, что вы преподнесли мне урок и помешали из‑за моего Невежества скомпрометировать себя.
Собственно, его благодарность относилась лишь к Нейсе. Сказав трижды «ты», он не солгал бы и не оговорился по невежеству, из‑за незнания. Его отношения с Леди были сражением, проигранным Стайлом в самом начале, и, произнося любовную клятву, не себя, а ее он поставил бы в неловкое положение.