Звон стали становился всё оглушительнее; молодой рыцарь рычал, выписывая клинком немыслимые восьмёрки — вслед за альсунгским лезвием в разводах крови. Но конь его пятился, и он терял силы; вот обманное движение альсунгца, и — удар падает совсем не с той стороны, куда рыцарь поднёс щит… Стон сорвался с губ профессора Орто. Мощная рана в плечо, шок от боли, а потом — дело жестокой техники, явно знакомой альсунгцу в совершенстве. В несколько коротких движений старик просто отмахнул рыцарю кисть с мечом, ткнул в живот, и наконец — с почти нечеловеческой силой рассёк нагрудник.
Мальчишка всхлипнул. Профессор Орто машинально обнял его.
Шатаясь, рыцарь до последнего пытался удержаться в седле, но вскоре повалился в сторону окровавленной грудой. Левой рукой он всё ещё сжимал бесполезный щит.
— Эйвир Тоури, лорд Кинбраланский, — прохрипел он, сплёвывая кровавый сгусток. Профессор Орто, подбегая, увидел, что глаза у рыцаря пронзительно синие. И ещё — что его не спасти.
— Дорвиг из Ледяного Чертога, сын Кульда, — надменно осклабился в ответ старик. И добавил слова на альсунгском, которые понял уже только профессор Орто: — Будь счастлив среди предков, лорд Тоури. И запомни, кто убил тебя.
— За Хелт! — раздались ликующие крики у него за спиной. — За Белую Королеву!..
ГЛАВА I
Ринцо, эр [1] Алья [2], вышел из Дворца Правителей и с наслаждением вдохнул вечерний воздух. Воздух был, как всегда, прогрет солнцем (в этом году слишком жарким даже по меркам Кезорре), а ещё — пах свежестью из-за большого фонтана на дворцовой площади и отдавал чем-то неповторимо виантским: горьковато-пряный привкус на языке, как от лимона с корицей. Ринцо любил этот воздух.
Он прошёл вперёд, покидая длинную тень от ажурного белого здания за спиной. Дворец Правителей — построенный правильным кругом, окаймляющим вечно цветущий сад, — был гордостью Вианты. Поэты и менестрели сравнивали его то с облаком, то с морской пеной, чем заставляли скептиков посмеиваться. Сам Ринцо хоть и привык к красоте Дворца, проводя в нём каждый день жизни, не разучился воздавать ему должное.
Не торопясь, эр Алья брёл по красно-белым плиткам площади, а небо над ним начинало желтеть, готовясь к закату. Ему нравились эти краткие промежутки между днём и сумерками — время, когда освобождаешься от дневных забот. Тем более, день сегодня выдался тяжёлый… Ринцо досадливо поморщился, вспомнив бесконечные споры в Совете Правителей. Уже невесть какое по счёту заседание проходит под знаком «альсунгской войны». На днях Ти'арг окончательно пал, а союза с Кезорре давно и безуспешно добиваются как король Абиальд, так и королева Хелтингра. Кому из них выразить предпочтение и вообще ввязываться ли в эту войну — над этими вопросами Правители бьются не первый месяц.
Ринцо вздохнул, вспомнив бесконечные препирательства и переливания из пустого в порожнее, которых терпеть не мог. Сегодня даже Верховным не удалось удержать на лицах холодно-отстранённые маски: стареющий, надменный чар Энчио — и тот от злости сломал несколько перьев.
Ринцо занимал в Совете весьма скромное место: представлял Ариссиму, маленькое предместье Вианты, откуда был родом. Уже много веков назад, во времена совсем незапамятные, Правители даровали Ариссиме права одной из провинций королевства — несмотря на то, что на деле это был крошечный, уютный клочок земли в излучине Красной Реки, славившийся разве что превосходным виноградом да певчими птицами. Ринцо никогда не стремился к власти и, когда семь лет назад люди Ариссимы избрали его в Совет, был искренне удивлён. Всё, чего он хотел, — покоя и свободы, но и отказаться от подобной чести не мог. Так что с того дня жизнь скромного, одинокого эра-книгочея бесповоротно изменилась.
Ринцо знал, что своей независимой тихостью всё ещё раздражает многих из Правителей и вообще из влиятельных кругов столицы. Он сознательно избегал интриг, сторонился любых группировок, не водил дел с Великими Домами [3]. Подкупы и неразумная роскошь претили ему, как и неоправданно жестокие законы. На заседаниях он коротко и осторожно высказывал своё мнение, а всё остальное время молчал, пытаясь разобраться в сути дела. Ринцо вообще больше нравилось слушать, чем говорить.
Однако менять он ничего не собирался. Вот и сегодня эру Алье удалось избежать участия в скандале — и он испытывал по этому поводу скорее гордость, чем стыд. Пусть, если угодно, считают его бесхребетным — может, это и вправду так. Но, как бы они ни кричали и ни ломали головы, факт остаётся фактом: единственный разумный выход для Кезорре — баланс между нейтралитетом и поддержкой Дорелии издали. Что толку без конца говорить об этом, когда давно пора заняться делом…
«Ничего, — привычно утешил себя Ринцо. — Ещё всего лишь два года».
Два года срока на почётном месте — и он вернётся в домашний покой, к книгам, винограднику и своей Лауре. От этой мысли у эра Альи теплело на сердце.
Проходя мимо фонтана, Ринцо невольно улыбнулся: всё как всегда — резвящиеся у воды дети, важные прыщавые гимназисты, влюблённые парочки… Старушка в канареечно-жёлтом платье задумчиво созерцала переплетения струй и крошила в фонтан булку, подкармливая рыбок. Вглядевшись в неё, Ринцо узнал мать одного из молодых Правителей — и улыбка его стала шире.
Площадь выглядела на редкость безмятежно в этот час — и, пока Ринцо шёл к стоянке «лепестков» [4] возле здания суда, мрачные мысли постепенно покидали его. И вправду — ужасы войны пока далеко от прекрасной Вианты, на севере; если есть на свете справедливость, они и не коснутся её. По крайней мере, эр Алья сделает для этого всё возможное.
— Не подадите ли на ужин, добрый господин? — весело окликнул его молодой музыкант, приютившийся на ступенях храма богини Велго [5]. Видимо, он тоже наслаждался вечером, жмурясь от солнца и подтянув под себя босые ноги. — Могу спеть Вам о миншийской принцессе, чёрные глаза которой укротили дикого вепря! Совсем новая песня, Вам понравится.
Музыкант подмигнул и пробежался по струнам лиры длинными пальцами. Ринцо засмеялся и полез за кошельком.
— Спасибо, великий, — сказал он, бросив ему горсть серебра, — но обойдусь без миншийских принцесс.
— Почему? — хмыкнул музыкант, деловито пробуя монетку на зуб. — Добрый господин так благочестив? Могу тогда о Мудрой Богине Велго или о подвигах Туриаля, Серебряного Меча…
— Не в этом дело, — в тон ему отозвался Ринцо, взглянув на большие часы над входом в храм. — Просто я спешу к красавице, что лучше любой принцессы.
Вскоре «лепесток» уже нёс Ринцо прочь от города по широкой мощёной дороге. Возница попался разговорчивый; он сидел на облучке и, не смущаясь присутствием знатного господина, беспрестанно трещал. Приметы непогоды, армия Альсунга, дурацкие сплетни о любовных связях королевы Хелт причудливо смешивались в его речах, и в конце концов Ринцо перестал к ним прислушиваться. Он трясся на узкой скамеечке и, откинувшись спиной на обитую тонкой тканью изнанку «лепестка», смотрел по сторонам.
Окрестности Ариссимы, как никогда безмятежные, вогнали его в подобие миролюбивой дремоты. Возница свернул с мощёной дороги на просёлочную, нырявшую в ложбину меж двух зелёных холмов. Потом потянулась равнина — маленькие фермы, серые стволы узловатых олив и виноградники, виноградники, виноградники без конца… До самых Новых гор, синеющих вдали на горизонте, тянулись шпалеры, оплетённые цепкими побегами. Ринцо приятно было думать о том, как в этой зелени кисти ягод наливаются своей густой и тёмной жизнью.
Как же всё-таки хорошо, что в Кезорре вечное лето. Иногда, в сердцах, Ринцо проклинал жару, но потом вспоминал об альсунгском климате — и передумывал. Интересно, как они там не сходят с ума в своих льдах?…
А может, и сходят. Как показывают последние события…
Ринцо нахмурился. Не годится думать о делах в такой чудный вечер. И отчего так медлит этот возница — Лаура уже, наверное, заждалась…
Как раз в этот момент «лепесток» чуть не сбил мальчика-пастушка, который перегонял через дорогу стадо овец. Ринцо швырнуло вперёд, и он едва не полетел со скамеечки. Собрался было отчитать возницу, но потом махнул рукой. Так и быть: слишком славное сегодня настроение… Даже петь хочется, точно в юности. Когда-то у Ринцо даже был неплохой голос — по крайней мере, так утверждает Лаура. А у его красавицы-жены просто нюх на такие вещи.
Вот и двухэтажный дом из желтоватого песчаника, и маленький палисадник с кустами роз… Заплатив вознице, Ринцо распахнул калитку и взглядом рачительного хозяина пробежался по своему гнезду. Что ж, всё как надо, но дорожку надо бы подмести — не забыть сказать Челле… Да и вон ту клумбу не мешает уже полить. Должно быть, Лаура опять увлеклась работой и забыла. Лёгкий укор в мыслях Ринцо сразу сменился приступом нежности: бесхозяйственность жены год от года казалась ему всё более трогательной. Лаура не была бы собой, если бы сутками думала о клумбах и оладьях вместо своих картин.
[1] [1] Эр — одно из обозначений статуса в Кезорре. Принадлежит землевладельцу (обычно некрупному), если он состоит в Совете Правителей как представитель своей провинции (в противоположность группе Верховных Правителей, которых именуют чарами). Верховных Правителей всегда девять (священное число богини Велго), они не сменяемы и передают своё место по наследству. Остальной Совет является выборным.
[2] [2] Алья — в данном случае семейное имя (фамилия).
[3] [3] Великие Дома (иногда — Высокие Дома) — влиятельные тайные сообщества, фактические контролирующие почти всю жизнь Кезорре. По составу пестры: от некоторых торговых и мастеровых гильдий — до организаций магов, менестрелей или преступников.
[4] [4] «Лепестки» — кезоррианские одноместные повозки; дешёвый транспорт, доступный в равной степени всем слоям населения. Называются так из-за округлой формы.
[5] [5] Богиня Велго, древняя покровительница Вианты — воплощение не только мудрости, но и власти времени. Часы — один из её символов (наряду с весами и змеёй).