К нам приблизился рыжий и, оттолкнув женщину, схватил меня за руку и потянул в сторону клеток. Мы вышли к границе между палатками и клетками где уже стояли рабы. Меня пихнули к девушкам, стоящим в стороне. Простояли так примерно час, прежде чем вновь показался рыжий, сопровождающий какого-то толстого мужчину в серой накидке, подбитой мехом. Мужчина рассматривал рабов с самым скучающим видом. Как я догадалась — это и был тот самый Смотритель. Тех на кого он указывал, выводили из общей линии и вели к повозкам. Он забрал уже почти всех детей и мужчин. Не торопясь Смотритель и рыжий приблизились к женщинам.
— А вот тут у нас неплохое приобретение для вашего Лорда! — Воскликнул рыжий, указывая на ближайшую девицу. Смотритель заметно оживился и начал лапать девушку. Он трогал лицо, волосы, плотоядно осматривал фигуру, после чего соглашаясь, кивал в сторону повозок и делал глоток из кубка с вином. Он забрал почти всех девушек, и очередь дошла до меня — А вот тут у нас новенька, только привезли! Островитянка! — Тарахтел рыжий. — Такой у вашего Лорда точно еще не было! Домашняя смазливая, правда немного уставшая и не в то одетая, но только с корабля! Сами понимаете такую достать редкость!
Смотритель поймал мое лицо в свои потные толстые ладошки, повертел в стороны, распахнул плащ. В глазах его проскользнуло расстройство. Не мне было мое обычное платье, а не обтягивающая тряпка из полупрозрачной ткани. Но все же он кивнул в сторону и меня потащили к тегам. Телеги уже были полные, меня подняли на телегу с какими — то мешками, и крепко привязали руки к бортам. Смотрителя не было еще какое-то время. Потом он пришел и, улыбаясь как кот, влез на телегу и сел рядом. Кивнув рыжему, он отдал приказ выдвигаться. Возница прикрикнул на лошадей, и вновь телеги отправились в путь. Смотритель в это время придвинулся поближе, одну руку положил мне на бедро, распахнув плащ, а второй повернул мое лицо к себе, сказал:
— Жаль, что Лорд любит нетронутых девиц, а то ночевала бы ты сегодня не в телеге а с большим удобством. Но завтра когда Лорд выгонит тебя из своих повоев, я приду к тебе. — От него пахло мерзко, я еле как подавляла тошноту. — Запомни, Лорд не часто бывает в замке, а я постоянно, поэтому тебе лучше угодить нам обоим, у тебя меньше проблем будет. Я забочусь о податливых рабах.
Он отвернулся, но рука его осталась на бедре. Я отвернулась в сторону возницы настолько насколько позволяли веревки, было противно, но выбора не было — пришлось сидеть смирно и не вырываться. Ближе к обеду колонна из повозок въехала в какое-то поселение. Люди в страхе уступали дорогу и даже боялись смотреть в сторону телег. Понятно — кричать бессмысленно, люди скорее разбегутся по домам, чем помогут. Мы подъехали к самому большому дому, перед которым была площадь. Возницы остановили лошадей, а Смотритель слез с телеги, распоряжаясь, что бы рабам дали хлеба и воды. Навстречу Смотрителю выбежал мужчина средних лет, он кланялся, приглашая в дом. Они скрылись в дверях, пока нам раздавали воду и хлеб. Живот требовательно урчал, но, увы, еды больше не давали. Люди старательно обходили телеги стороной, отводили глаза и старались скрыться как можно скорее за углом. Вокруг нас вскоре не осталось ни одного человека из поселения. Позже несколько людей притащили еще какие-то мешки, которые возницы грузили в телегу, где была привязана я. Что сильно обрадовало ведь теперь места для мерзкого толстяка не осталось. Сидеть пришлось достаточно долго, прежде чем из дверей дома появился Смотритель. На его лице и руках виднелись следы жира. К крыльцу подъехала более комфортабельная повозка с крышей, толстяк влез в нее, дал поцеловать руку мужчине с дома и приказал выезжать. Телеги тронулись в путь. Так началось мое приближение к рабству.
Глава вторая. Начало
Желающего судьба ведет, нежелающего тащит.
Тринадцать лет назад Черную Крепость окутал туман. Этот туман поглотил крики о помощи, тревожный сигнал труб, мольбы людей о спасение. Он унес десятки жизней и оставил после себя раскисшую землю и уцелевшую часть цитадели, черной пастью нависшей над морем. Когда взошло солнце, туман, словно дымка растаял, оставив лишь пол скалы и пол Крепости как напоминание о том, что произошло. Буря уже была далеко в море. Люди, пришедшие к подножью скалы, пытались найти хоть кого-нибудь. Но не было ни живых, ни мертвых. Рыбаки и торговцы собирали помощь семьям, чьи родные оказались пропавшими. Люди выходили в море снова и снова, но каждый раз поиски не приносили никаких результатов. Ни в море, ни на острове, нигде не было следов пропавших людей и унесенных домов. Вдоль пляжа все было мертвым, к Крепости не прилетали птицы, не подходили животные. Когда солнце уже садилось, жители услышали непонятный шум. Словно большая стая птиц летит над островом. Но это были не птицы — с небес спускался святой Легион Богини Живы, покровительницы Жизни, Света, тепла, радости, инквизиторов и Великого Светлого Храма Небесного города. Ангелы — прекрасные существа, Духи, принявшие человеческое обличье, но с правильными мягкими чертами лица, светлыми волосами, ярко голубыми глазами и сильными крыльями за спиной. Мужчины и женщины. Они искрились Светом и теплом. Люди острова взмолились о помощи найти родных, радовались пришедшей помощи. Ангелы не касаясь земли, подлетели к Крепости и озарили ее Светом Богини. Черная Крепость засияла золотым Светом, словно была сама его источником. Люди замерил в надежде и от удивления, и, затаив дыхание, любовались чудом. Но все закончилось очень быстро. Золотое сияние, окутавшее Крепость и побережье начало тускнеть, а потом и вовсе исчезло. Люди почувствовали себя так, словно у них забрали радость, словно погас последний луч надежды. Как только сияние окончательно пропало, Легион резко набрал высоту. Они улетали прочь от острова, в Великий Храм Богини Живы. Люди почувствовали себя покинутыми, горе накатило новой волной.
Постепенно побережье опустело, кто мог, подался вглубь острова к друзьям и родственникам горевать, кто подался в восточный порт в поисках работы. Островитяне всегда чувствовали себя покинутыми и отчужденными. Суровость жизни на острове, сами условия существования и постоянная борьба за выживание не позволяли унывать, заставляли бороться вновь и вновь. Иначе Смерть. Остров не позволяет проявлять ласку, слишком нежить детей, или не работать взрослым. Даже стариков, проживших жизнь в борьбе, море забирает навсегда. Рыбаки считали почетным умереть в море. Даже тех, кого забирают болезни, на лодках отправляют в последнее плаванье. Люди иногда могли расслабиться на суше в своих домах на праздники или в зимние штормы, но Буря показала, насколько беззащитны люди. Прошли первый дни, горюющие люди все еще пытались найти родных, или хотя бы признак того, что случилось. На четвертый день после Бури прибыл Глашатай от Князя. Он принес соболезнования за унесенные жизни и разрушенные дома, заверил, что все княжество скорбит вместе с людьми и молит Бога Смерти принять и упокоить Души. Злость и боль захлестнули людей. Посланца прогнали, никто не верил в помощь с материка, и все вновь вернулись к поискам.
День за днем надежда уходила от людей. Горе и усталость заставили прекратить поиски и вернуться к делам. Люди окончательно потеряли всякую надежду найти родных, возвели небольшую братскую могилу из камня на побережье у подножья скал. Прошел год, весенние праздники были отменены из-за траура, а день, когда Великая Буря пришла на остров объявили Днем Памяти. Люди приходили к братской могиле, скорбели, оставляли зажженные фонари, приносили дары Буре, цветы и венки к могиле. А на следующий день начиналась новая жизнь, новый год. Люди радовались, что Буря не вернулась, заключали браки и продолжали жить, молясь Богу моря, что бы он не подпускал больше Бурю к острову. Но радоваться людям дали не долго. Не прошло и полгода после первого Дня Памяти, когда люди вновь услышали шум крыльев, приближающегося Легиона Богини Живы. Этот звук люди не спутали бы ни с чем. Звук одиночества, горя и потерь….
Я словно выпала из состояния полусна. Смеркалось. Тело, ноги и руки сильно затекли, и теперь при малейшем движении, будто маленькие иголки впивались повсюду. Вокруг был лес. Настоящий высокий лес! Я распахнула широко глаза, забывая обо всем на свете, и стала присматриваться. Воздух пах прелыми листьями. Впервые в жизни не чувствовалось море. Ни запаха, ни шума. Было ощущение, как будто что-то забрали, то о чем не задумаешься, что оно есть, но понимаешь, что без этого трудно дышать. Вот и я сейчас сидела и боялась пошевелиться. Тоска и боль сжали сердце, а на глазах выступили слезы. Как можно бежать, когда я даже не знаю где я и куда бежать? Местные люди при первом же побеге вернут рабов Лорду. И что ждет в замке Лорда? Рабство и домогательство Смотрителя, а когда надоем?
Уже совсем стемнело, и возницы зажигали фонари на телегах, отчего лес вокруг становился все более пугающим. Тени удлинялись, сплетались между собой и двигались под мерный скрип колес. Колона продолжала ехать по лесной дороге без остановок. Тело вновь затекло, я уже не чувствовала ни ног, ни рук, а при малейшем движении в конечности вновь врезались иголки. Боль, холод, усталость, очень хотелось есть и пить. Даже страх уступил навязчивому чувству дикого голода. Сколько ехали — я не знала, только лес уже давно стал черной стеной вокруг, по которой все плясали отбрасываемые факелами тени, когда Смотритель приказал останавливаться и разбивать лагерь. Возницы поспешили выполнить приказ. Они спустили всех рабов с телег и привязали их к деревьям, расседлали лошадей, дали им зерна и привязали на краю леса для пастьбы. Повозки оттащили к краю дороги, выстраивая их полукругом вокруг повозки Смотрителя, и развели костры неподалеку. Меня отвязали от последней телеги, самой близкой к повозке Смотрителя, из которой он так и не вылез, и поволокли к краю лагеря, что бы привязать к дереву. Рабам раздали лепешки и дали воды. Съев скудный ужин под надзором, я попыталась устроиться более удобно, но веревки не позволяли. Возницы, устроившись между телегами и кострами, варили похлебку. Запах еды разносился по всему лагерю, отчего желудок только сильнее урчал и требовал добавки, но, увы, никто не обращал внимание на голодных людей, привязанных к деревьям. Страх, холод и голод окончательно меня измотали, и, даже, несмотря на онемевшее тело, веки потяжелели, и я провалилась в дремоту.
Мне снился отец. Он только что вернулся с промысла довольный собой, улыбался и что-то ласковое говорил, потом появилась мама. Он крепко обнял ее, поцеловал и как обычно начал рассказывать про улов, показывал орланов в корзинке. Они маленькие и беспомощные жались друг к другу, пытаясь найти защиту, и не понимали что происходит. Но вдруг сон изменился. Теперь я сидела в корзинке, маленькая и беспомощная, а со всех сторон тянулись руки Смотрителя. Я металась по дну, пытаясь убежать от приближающихся рук, но не могла, каждый раз края корзинки были слишком высоко и не за что было зацепиться. От беспомощности, когда пухлая рука Смотрителя была совсем близко, я закричала и проснулась. Стояла уже глубокая ночь, многие костры возниц погасли. Сами возницы спали крепким сном, укутанные в покрывала, остались только те, что охраняли лагерь. От дурного сна участилось дыхание, а сердце бешено билось о ребра, готовое вот — вот покинуть тело. Постепенно мне удалось выровнять дыхание и немного успокоиться. Ну сон, ну плохой — с каждым бывает. Пришлось раза два или три с силой тряхнуть головой, что бы выступивший пот наконец-то скатился со лба. И как раз когда удалось избавиться от надоедливых капель, со стороны леса неожиданно раздался треск. Я вздрогнула и посмотрела туда, откуда он доносился. Неподалеку среди деревьев в тумане угадывались очертания лошади. Вот глупое животное! Все спят, а она тут пастись удумала.
Я хмыкнула про себя, что совсем уже трусихой стала. Хотя надо признаться, вид лошади в тумане нагонял страха. Не было видно ее головы, только довольные взмахи хвостом, но это же не повод впадать в панику…. Лошадь как лошадь. Ни волк, ни враг, ни чудовище страшное — просто лошадь. Потихонечку удалось совладать с собой и даже убедить, что ничего страшного тут нет, но почему-то взгляд от лошади так и не смогла отвести. Чем больше я всматривалась в животное, тем почему-то страшнее становилось, хотя ничего необычного не происходило. Пришлось списать это все на переживания за последние несколько дней, постоянный страх и отсутствие сна и силой заставить себя отвернуться в другую сторону, хотя и не скрою — внутренне все тело было напряжено. Вокруг стало немного светлее. Скорее всего, до рассвета совсем мало времени осталось. Возницы усердно храпели под телегами, а те, что охраняли, отчаянно зевали. В животе забурлило. Боги, есть-то как хочется! Топот копыт и треск раздался совсем рядом, заставив от неожиданности подпрыгнуть на месте и ойкнуть. Вот не повернусь больше в ее сторону! Непутевое животное. Как она вообще сюда пришла? Лошадей всех привязали к деревьям недалеко от возниц, а эта тут одна. И все же обернуться пришлось в сторону совсем рядом доносящегося шума. Страх сжал сердце, а из горла готов был вырваться крик, но кричать мне не дала большая ладонь, вовремя прижатая к моему рту. Надо мной склонился кентавр.
— Закричишь — убью! — Сказал он чуть сиплым голосом, приставляя к моему горлу лезвие меча.
Я что было силы, замотала головой в стороны, сама правда, не понимая соглашаюсь или отрицаю сказанное. Кентавра это не убедило, потому что он даже не пошевелился, лишь презрительно фыркнул, отвернувшись к лесу. И только сейчас стало заметно в густом тумане среди деревьев двигающиеся тени. Лошади, почуяв гостей, начали фыркать и бить копытом, но очень сдержано и неуверенно, поэтому возницы не реагировали, почти свалившись в сон. Кентавры обходили лагерь, окружая его со всех сторон. Укрытые туманом, ночью и лесом, они так и остались незамеченные. Некоторые даже вышли на дорогу, натягивая короткие луки в сторону телег. Потом резко раздался боевой кличь из леса, в одно мгновенье вокруг вспыхнули огни и на лагерь обрушились подожженные стрелы со всех сторон, словно огненный дождь. Кентавр, что зажимал мне рот, встал на дыбы и кинулся в атаку на проснувшихся возниц. Так же поступили и его собратья, выскакивая со всех сторон на лагерь. Они рубились яростно, не давая шанса опомниться людям. Кентавры сбивали с ног поднимающихся возниц, втаптывали их в землю, наносили сокрушительные удары мечами. В воздухе повис запах дыма и крови. Лес наполнился звоном оружия, проклятьями, хрипами умирающих и мольбами о пощаде. Я дернула веревки, в надежде на освобождение, но бесполезно, связали нас крепко. Бессильно, пришлось наблюдать за боем.
Неподалеку на самой окраине на молодом кентавре повисли два возницы, подгибая ему колени и стараясь опрокинуть его на землю. Сил выдержать у кентавра явно не хватало. Вдвоем возницы смогли завалить его на землю, и занесли меч для удара. В бой вмешался кентавр, что зажимал мне рот. Он буквально сбил с ног ближайшего мужчину и перехватил удар второго. Освобожденный молодой кентавр поднялся с земли, но в бой уже вступить не мог. У него по лицу текла кровь, и он хромал на ногу. Первый возница, отлетев от удара, через некоторое время пришел в себя и присоединился к товарищу, атакуя кентавра с боку. Они старались дотянуться до ног нападающего или повиснуть и придавить к земле. Но кентавр отбивал их удары, иногда отбрыкивался ногами, наносил ответные удары. Один из возниц не успел увернуться от задних копыт кентавра и получил сильный удар в грудь. Мужчина, как тряпичная кукла, отлетел в мою сторону и от удара при падении потерял сознание. Он растянулся на земле совсем рядом с моими ногами, а в руке у него был меч! Если удастся дотянуться до рукоятки, то мне будет чем перерезать веревки.
Первые попытки сползти ниже не увенчались успехом — веревки были крепкими, но все же со временем немного, но мне удалось оказаться ниже. Практически лежа на земле, я изо всех сил тянулась ногами к мечу. Сердце бешено билось, веревки больно впились в руки, растирая их до крови, но дотянуться до оружия все же получилось. Слишком медленно, понемногу, но клинок становился все ближе, и с каждым мгновением становилось легче его подтаскивать. Было потеряно очень много времени, но все же меч был уже совсем близко, так, что до него можно было дотянуться пальцами. Окончательно обрадовавшись, я вцепилась в лезвие рукой и потянула его наверх к веревкам. Держась за лезвие, я наспех перерезала веревки, которые ни в какую не желали поддаваться. По ладони текла кровь, пару раз острие лезвия соскочило, порезав руку вместе с рукавом, но ни боль, ни стекающая кровь — не имели никакого значения. Постепенно веревка за веревкой, клинок перерезал все путы, подарив мне долгожданную свободу.
Все это время вокруг шел бой. Неподалеку от меня кентавр, что зажимал мне рот, дрался с мужчинами. Он тяжело и часто дышал, уже не так активно брыкался. У него была ранена нога, и лицо заливал пот. Прибежавший на помощь возницам мужчина, смог повиснуть на кентавре сзади на плечах, заламывая ему руки назад. Тут же с другой стороны на него прыгнул еще один мужчина, и еще один мужчина подогнул ему ногу. Кентавр хрипел, но держался из последних сил на трех ногах. Мне стало очень жалко его. Он мог убить меня, но не сделал этого. Теперь возницы пытаются убить его. Возницы, которые привезли меня сюда с невольничьего рынка, которые стерегут и избивают рабов. Когда бой закончиться, возницы кинуться в погоню за рабами, и неизвестно где Смотритель и успеет он защитить рабов или просто бросит здесь на растерзание волков? Кентавры точно в погоню не кинуться, а значит чем дольше кентавры держаться, тем больше у меня шансов сбежать. Надо им помочь!
Я вскочила на ноги и оглянулась по сторонам, в поисках того чем можно было бы помочь нападавшим. Неподалеку лежала упавшая толстая ветка, на вид вполне крепкая. Она и стала моим орудием. С разбегу и со всей силы я ударила одного из возниц за спиной у кентавра. Мужчина вскрикнул и, схватившись за голову, повалился на землю. Кентавр смог выпрямиться и одним ударом сразил возницу подгибающего ему ногу. Освобожденный от тяжести мужчин, он смог скинуть последнего возницу на землю и развернуться к нападающему лицом. Закипел новый бой. В это время пришел в себя возница, упавший на землю.
— Ах ты дрянь! — Зло зарычал он, подбирая меч, и шагнул ко мне.
Я шарахнулась от мужчины назад и крепче сжала ветку. Тут же в голову пришла мысль — что лезть в драку не самая хорошая идея. Мужчина медленно приближался, держа наготове меч, а я….. Пятилась назад до тех пор пока не уперлась в дерево, к которому же и была привязана. По бокам были корни, и вряд ли удастся перепрыгнуть через них. Мужчина ждал, пока паника окончательно завладеет мной. Очень хотелось кинуться к ближайшему корню и попытаться вскарабкаться на него, но только этого и ждет возница. Пришлось заставлять себя во что бы то ни стало не отворачиваться от мужчины и только крепче сжать ветку, всем своим видом показывая что живой он, точно меня не получит. Было страшно.
Мужчина ухмыльнулся и с уверенностью шагнул ко мне, предвкушая легкую победу. И в это же время сбоку раздался топот копыт и на возницу обрушился кентавр, сбивая его с ног. Мужчина попытался встать, пока кентавр разворачивался, но я, смутно соображая, что делаю, от страха ударила его по голове веткой. Мужчину в одно мгновенье растянулся на земле и забился в конвульсиях, а из пробитой головы потекла кровь. Кентавр приблизился и вонзил меч в шею мужчине. Возница дернулся последний раз и замер. Тошнота на меня накатила волной, в глазах потемнело. Вот и провалился мой побег. Я потеряла сознание, не выпуская ветку из рук.
— Почему мы не бросили ее в лесу? Она же человек! Зачем ты ее забрал?!?! — Незнакомый голос доносился, откуда то, из далека.
— Потому, что обязан ей жизнью! — Ответил второй голос.
— Она рабыня! И человек! И….и… и человек?!?!? — Второй голос перешел почти на крик. Каждое слово отзывалось у меня в голове звоном
— Это не отменяет ее поступка! — Ой меня сейчас стошнит.
— А вдруг ее нам подослал Толриг, что бы выследить наше стойбище?! — Что ж все так трясется то?
— Она была в лагере Смотрителя Лорда и привязана к дереву, как и остальные рабы, она ударила возницу, и он пытался ее убить. Повторяю еще раз: если бы она не вмешалась, меня б здесь не было. Она спасла мне жизнь, брат, тогда, когда я уже поверил в собственную Смерть. Свобода это меньшее что я могу для нее сделать. — Сколько ж можно болтать? И почему меня трясет из стороны в сторону?
— Ну и оставил бы ее там! Она свободна, пришла бы в себя и была бы свободна! — Ой опять приступ тошноты. А еще этот настойчивый запах лошади. И шерсть раздражает лицо.